– А на Украине лучше что ли? – перебил монолог Чайкин.
– Ничуть не лучше, Лёня. Такая же нищета и безысходность. Только страха нет. Вот в чём разница. И люди на Украине очень многим готовы жертвовать, чтобы страха этого имперского и дальше у нас не было. Не хотим мы царя, не хотим Империю, не хотим Страха Всеобщего, а хотим, как в Европе, свободы и уважения к человеку. Именно поэтому декоммунизация повальная, именно поэтому жестко и принудительно отказываемся от советского прошлого, чтобы рабское сознание, худо-бедно выветрившееся за двадцать лет, опять не вернулось.
– А то, что портреты Бандеры и Шухевича в открытую носят и национальными героями их считают, это нормально?
– Как по мне, так лучше пусть Бандеру с Шухевичем носят, чем Ленина и Сталина. Они хотя бы людей убили меньше…, хотя… Кто их носит то, портреты эти? В основном те, кто ни своей, ни чужой истории не знают, и, если спросить, вряд ли расскажут о делах и мыслях того, чей портрет они несут на шествии, дали портрет, сказали, что герой Украины – всё, этого достаточно…
– Чайкин, хорош болтать, давай помогай, – умный разговор двух выпивших мужчин, как обычно, прервала Василиса Александровна, собирающая тарелки, рюмки и бокалы со стола. Гости разошлись.
– Иду, – отозвался Леонид Борисович и нехотя встал со стула, – извини, Дима, договорим, наверное, попозже, работать надо.
– Да, да, конечно, это ты меня извини, от дела разговорами пустыми отвлекаю, да и поздно уже, – писатель тоже поднялся и, слегка покачиваясь, направился в сторону лестницы.
Иван Петрович, пребывая не в самом лучшем расположении духа, тем временем поднялся на террасу второго этажа, где застал свою супругу в компании Юры и Славика. Евгения, закутавшись в цветной пушистый плед и мило поджав под себя ноги, сидела на плетёном креслице, пила кофе, курила и смотрела на шторм, который, если верить