Несколько солдат, измазавшись в крови, вытащили его из под лошади, скребущей копытами. Стоять тот не мог. Поддерживаемый под руки, он шёл к Дону Ферретти, хромая на одну ногу.
Его поставили на колени подле дона и он склонил голову, прижав к груди измятый берет. Это был крепкий юноша, верная шпага фамилии, принятый в семью и названный в ее честь, когда донья Ферретти нашла его у ворот их семейного гнезда. Было видно, что он еле сдерживает боль и стоя на коленях, делать это было вдвойне тяжко, но дон Ферретти нависал над ним, как ещё большая угроза.
– Говори, – дёрнул подбородком он.
– Господин… Ехать в собор опасно.
– И так знаю. Что там, что ты видел?
– Все люди там. Все, кто знает, что Бог нас оставил.
Бенигмо наклонился к отцу, но тот выставил перед ним руку.
– Просперо?
– Он ожидает вас… но, господин. Те, кто желает вам зла также ждут вашего прибытия. Они схватили каждого из нас, убили Силайо, но мне удалось бежать.
Дон Ферретти опустился в седло, больше не глядя на подданного. Бенигмо распорядился увезти Ферро и отправить к нему лучшего лекаря, но дон уже не слышал суматохи вокруг. Два года ждал он этого дня. И ещё одиннадцать лет ждал, когда начнётся ожидание.
– Неужели Просперо скупился на стражу… и за кого мы выдаем Лукрецию! – сетовал рядом его сын.
Дон пришпорил коня и оставил своего отпрыска позади.
– За самого богатого наследника самой богатой семьи провинции. И плевать я хотел на размеры мозгов этого Просперо… – пробуравил он. – Тем более, на кучку орущих мешков с ржавыми железками, – и расхохотался.
Капитан стражи выкрикнул короткую команду и терция расползлась в клин, преградив собой невесту.
Процессия двинулась дальше.
Бенигмо ехал за отцом, погружённый в себя, но то и дело поглядывал на группу музыкантов в плащах и капюшонах. Вооружены они были лишь инструментами, хотя глаза прятали, как настоящие преступники.
Среди них, слегка в стороне от общего строя, друг друга держались две фигуры. И один: тот, что повыше и старше шагающего рядом юнца, заметно выдохнул, когда Бенигмо, наконец, отвел взгляд и пришпорил коня, догоняя отца.
– Отик, оставь нож… – прошептал он. Юноша вынул из-за пазухи грязную руку, но взгляда с Бенигмо не спускал ещё долго.
– Как он смеет меня подозревать… – прошипел Отик. – Я что, как-то не так держу эту трухлявую лютню?
– Тише, тише… – наклонил голову Релвит. – Никто не должен видеть наши лица. Ни стража, ни семья дона. Не зря же мы пробивались сюда целых полгода…
– Не мы, а ты. Это твоя затея. И сдался тебе этот Просперо.
– Он и тебе сдался, мой друг, вот увидишь. Мы поимеем с него столько золота, сколько ему самому и не снилось… – едва шевеля губами, произнёс Релвит.
– Да не выходит у тебя о золоте рассказывать… все равно, что волк говорит