На улице разгулялся весенний ветер. Поставив ногу на бампер машины, Спайви ворковал со смазливой репортершей.
– Проводишь пресс-конференцию?
Спайви сдернул ногу с бампера и смущенно пробормотал:
– Мы просто болтаем.
– Ты рассказал о неонацистах?
Спайви выдавил беспечную улыбку:
– Он шутит. Вечные приколы.
– Черт, верно! – спохватился Дюпри. – Об этом нельзя говорить. Спасибо, что уберег от неприятностей, напарник.
Репортерша покосилась в блокнот, и сыщик заглянул в ее записи.
– Слухи о кастрации жертвы не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – сказал он. – Лучше справьтесь у шефа.
Девушка беззвучно раскрыла рот.
– Покойнику вырезали сердце, но я вам ничего не говорил. Если что, я откажусь от своих слов.
– Не слушайте его! – взмолился Спайви. – Он валяет дурака!
Дюпри открыл дверцу и кивнул напарнику который нехотя забрался в машину С квартал ехали молча.
– Это некрасиво, – наконец сказал Спайви.
– Я предупреждал: без моего разрешения с репортерами не разговаривать. А я всегда скажу, что нельзя.
Спайви отвернулся к окошку. Казалось, машина едет сама собой – Дюпри пребывал в глубокой задумчивости. По мосту переехали на северный берег реки.
Дюпри опустил стекло и свернул в тихий район возле Корбин-парка. Сквозь кроны деревьев в палисадниках мигали фонари над крылечками, поливалки плевались водой, забрызганные тротуары сверкали, точно усыпанные битым стеклом. Дюпри ехал медленно, вдыхая аромат клумб и зарослей сирени. Парковый район ему нравился уже потому, что здесь не случалось серьезных преступлений. Было поздно, все дела откладывались на утро, но он хотел проехать мимо ее дома – может, еще не спит? Дюпри обогнул парк, и фары высветили ее машину на подъездной дорожке перед одноэтажным домом. В глубине дома горел свет – наверное, там ее спальня. Дюпри остановился, достал фотографию из альбома убитого и положил ее на руль. За темным венецианским окном представил Каролину.
– Чей это дом? – спросил Спайви.
– Что? Так… ничей, – помолчав, сказал Дюпри.
Каролина вздрогнула, когда свет фар мазнул по окну В темноте она сидела на кушетке и смотрела на улицу, дожидаясь, когда машина отчалит. Она знала, кто приехал. В ванной стих душ, потом скрипнула половица в коридоре, и теперь она, даже не глядя, знала, что на пороге появился Джоэл в трусах и полотенцем вытирает голову.
Каролина завидовала зрелым мужикам, беззастенчиво кадрившим молоденьких девушек, да еще изрекавшим глупости, типа «со временем мы подравняемся в возрасте». Она бы тоже хотела обманываться, но сознание назойливо напоминало: ему было шесть, когда она окончила школу; ему было четыре, когда она потеряла девственность. Особенно подкашивала мысль, что ее первые месячные случились в год его рождения.
– Я