– Хороший тост. Выпьем! – с облегчением поддержал Артур, и мы опрокинули бокалы.
Паша запил тост молочным коктейлем и скривился от холодного мороженого.
– Инна, ты не жалеешь о сделанном? – осторожно спросил Артур.
Она с грустью посмотрела в окно, и некоторое время молчала.
– Ты знаешь, я не всегда была такой. – начала она говорить, не поворачиваясь к нам. – Мои родители были бедные, но, что еще хуже – им было откровенно плевать на меня. С самого детства я жила с этой болью и непониманием. Они растили меня, покупали еду и одежду, водили в школу и даже покупали какие-то игрушки. Но я никогда не ощущала их любви, как будто была для них какой-то бездушной куклой, обязанностью, которая свалилась на их головы ни с того, ни с сего. Я была незапланированным ребенком, а они были очень молоды, когда я появилась на свет. Отдавая свой родительский долг, они как будто отбывали повинность, при каждом удобном случае находя себе какие-то дела и предлоги, чтобы не проводить со мной время. Они отвозили меня к бабушке и дедушке, возили на детские спектакли и утренники, и просто оставляли там. Другие дети всегда были со своими родителями, я видела, какой заботой они были окружены. Я же вместо этого все детские праздники была одна. Родители других детей спрашивали меня, где мои мама и папа, и я каждый раз придумывала новые истории – что моего папу срочно вызвали на работу, или что родители заболели, и еще Бог знает что. В их глазах я видела сострадание – они каждый новый праздник видели меня одну. С тех пор я не любила праздники, в них я чувствовала себя еще более одинокой. Родители никогда не говорили со мной по душам, не спрашивали, как у меня дела. Они говорили только: «Обед на столе – иди ешь», когда я приходила из школы. Или «Сегодня мы отвезем тебя к дедушке с бабушкой, некоторое время поживешь у них». Когда они были дома, то всегда были чем-то заняты – читали газету, смотрели телевизор и как будто не замечали меня, словно я была невидимкой в собственном доме. – она замолчала и некоторое время смотрела на пузырьки шампанского в бокале. На ее глазах блестели слезы, и мы сочувственно молчали. – Училась я плохо, с моей стороны это было знаком протеста, криком души. Я пыталась всеми способами привлечь их внимание, но даже к этому они были равнодушны. Их часто вызывали в школу. Каждый раз они давали обещание директору, что возьмутся за мое воспитание, но приезжая из школы домой, не говорили мне ни единого слова, и тут же продолжали заниматься своими делами, как будто ничего не случилось. Я не понимала, не понимала! – почти прокричала она, всплеснув руками. – Мне всегда так хотелось любви, обычного человеческого тепла, но я всегда получала лишь… холодное молчание. Когда пришла пора выпускаться из школы, с плохими оценками я не попала ни в институт, ни в техникум. Все, что мне осталось делать – идти на работу уборщицей или официанткой. Я устроилась в один из ресторанов, сняла квартиру. Друзей не было, у меня всегда было