Она говорила по-русски! Часто ошибаясь, с сильным, похожим на финский акцентом, но она говорила по-русски! Я стоял и улыбался счастливой улыбкой дефективного подростка. Видимо, высокому парню все это начинало надоедать. Он аккуратно поставил тяжелую флягу на мою ногу и с ледяной вежливостью эсквайра по-английски осведомился:
– Не соблаговолит ли досточтимый сэр принять в качестве скромного презента от нашего экипажа этот шампунь для уборки санитарных помещений?
– Что, такой плохой запах, воняет? – покраснев и от неожиданности продолжая тупить, отчего-то шепотом спросил я.
– Ужасно, сэр. Просто катастрофа, – печально закивал норвежец. – Надеюсь, этот изящный тридцатилитровый флакон гигиенического средства «Хвойный лес» вам поможет.
Он гулко булькнул флягой с еловой веткой на этикетке. Затем приподнял её и попытался вернуть обратно на мою ногу. Однако я, с несвойственной мне сноровкой, успел отскочить.
– Ничего, ничего. Я помогай! Май нэйм из Ленни. Ленни Бьернсон. Так приятно! – протянула она узкую ладонь.
– Так приятно, – согласился я вполне искренне и протянул руку, забыв, между прочим, представиться. Она ответила неожиданно сильным для девушки ее сложения рукопожатием.
– Я слышала, как тебя называть друзья. Как это… погоняло! – заявила, довольная своей осведомлённостью, девушка.
Я не стал уточнять, насколько она близка к истине. Чтобы не мучить Ленни громоздким для нерусского уха Владимиром или невнятными Володями, Вовками и Вовами. Я решил примитивно сократиться и выдал:
– Влади. Зови меня Влади.
Какая это роковая ошибка – я понял несколько позже, когда рыжая скотина Геша, засунув мокрый нос в судовую парилку, где я мирно балдел, гнусаво и похотливо проблеял:
– Влади, девочка моя. Твой суслик идет к тебе. Чмоки, чмоки – заодно и помоемся!
Надо сказать, что промысловые суда в рейсе и вправду не благоухают. Когда идет рыба, то просто не до тщательной уборки – нет времени. Это уже на переходе в порт всё судно драят и моют, сливая грязь в льялы мощными струями забортной воды из пожарных гидрантов. В тот день мы потрудились на славу под руководством боцмана и Ленни, которая оказалась весьма занудной чистюлей и к тому же – студенткой тромсейского университета по специальности: санитарно-пищевая технология; разумеется, рыбной отрасли.
Боцман с русской щедростью плеснул на палубу из нерусской фляги половину бывшего в ней мыльного, резко пахнущего хвоей туалетного счастья. После чего принялся сливать это дело мощным пожарным напором. Однако эффект произошел иной. Наш работяга «Жуковск» стал стремительно превращаться в некое заполненное душистой хвойной пеной исполинское и невыносимо гламурное джакузи. Чем остервенело-старательнее смывал мыло за борт боцман, тем более агрессивно и вызывающе вела себя пена. Происходящее напоминало