Торгуты – калмыцкое племя, пользовавшееся определенной автономией под властью своих ханов. Их история интересна. В начале XVII века, вытесненные восточными монголами со своих пастбищ возле Кукунора, они в конце концов нашли убежище в России, в степях нижнего течения Волги. Несмотря на то что их окружали христианские и мусульманские народы, они держались своей буддийской веры и признавали своим духовным главой далай-ламу в Лхасе.
Тем не менее в 1771 году эта преданность и притеснения со стороны русских заставили их сняться с места со своими огромными стадами крупного рогатого скота и лошадей и попытаться вернуться в Китай. Большинство из них умерло от лишений или в боях с преследовавшими их казаками, а выжившие рассеялись по разным частям Китая. У них хорошая репутация коневодов, а их иноходцы нашли среди китайцев отличный рынок сбыта.
Я отправил матери хана свою визитку, и мне сообщили, что меня примут на следующий день. В одной из юрт я увидел собравшихся судебных чиновников. Единственное, что отличало их от других калмыков, была служебная пуговица на шапке. Меня провели мимо ряда кланяющихся придворных и отвели в большую юрту, верх которой был покрыт красной тканью. Принцесса вышла мне навстречу. В центре юрты, как обычно, стоял высокий узкий кувшин с кумысом, пенящимся напитком, приготовленным из сквашенного кобыльего молока. В глубине стоял красивый резной зеленозол отой стол с рядами серебряных чаш и других предметов, расставленных в честь изображений Будды на полке выше. Справа находилась кровать с балдахином и вышитыми драконами драпировками, а перед ней – два сиденья из положенных друг на друга жестких подушек. Столами перед ними служили две небольшие скамейки. Принцесса села на одно из сидений, а курносый мопс – на другое. Меня пригласили сесть у входа и в изящных серебряных чашках подали чай, приготовленный с маслом и солью. Наш разговор состоял из обмена самыми тривиальными любезностями.
Вручив подарки, я попросил разрешения сфотографировать принцессу, но моя просьба была вежливо отклонена. Делая вид, что не понимаю, я через переводчика заверил ее, что фотография будет очаровательной, и, к ужасу придворных, установил свой фотоаппарат. Бурно протестуя, принцесса при этом трижды охотно позировала. Через некоторое время после моего возвращения в лагерь я получил письмо от принцессы с выражением сожаления, что она не сможет нанести мне ответный визит из-за недомогания. Чуть позже мне были преподнесены две овцы, мешок муки и брикет прессованного чая, служащий в качестве денег.
Храмы представляли собой большие юрты, а главные, как и ханская юрта, сверху были покрыты красной тканью.
Я посетил старейшего ламу, великолепного старика с лицом и достоинством кардинала. Он знал о бегстве своих людей из России, но ничего не мог сказать мне ни о приведших к этому условиях, ни о периоде. По его словам, племя уменьшалось из года в год.
Когда