– Налево, – сказал Костя, и она свернула на деревенскую улочку, отсчитала шестой дом от ее начала, и остановилась в двадцати сантиметрах от гаража. Ее начинало трясти.
– Костя! – позвала она. – Я ее сейчас разобью. И что это у меня руки так дрожат! – удивилась она. – Я уже ни капельки не волнуюсь! Ой!
Теперь у нее задрожали и ноги. Костя покосился на нее и торопливо перехватил руль.
Пока Костя заводил машину в гараж, Ирка стояла рядом, и доказывала ему, что она – преступница, и ее надо посадить в тюрьму, или лучше наградить медалью за то, что она избавила милицию от грязной работы, а пистолеты пусть ей в руки больше не дают, и не просите! Потом она заявила, что из-за Кости у нее размазалась вся тушь, и разревелась.
Костя всерьез перепугался.
– Водку будешь? – спросил он.
– Бу… буду, – продолжала реветь Ирка, размазывая и без того размазанную тушь. – М-м-м… м-м-м…
Костя на всяких случай ее немного встряхнул.
– М-м-много! – вывалилось из Ирки.
Костя резво побежал в дом.
– Ты куда!! – возопила Ирка, отмахиваясь в темном дворе от обступавших ее многочисленных окровавленных призраков, и затрусила за ним следом.
Костя уже бежал ей навстречу, расплескивая водку в стакане, и, крепко взяв ее за голову, влил ей все.
– Вот и умница, – сказал он, когда Ирка откашлялась. – Вот и хорошо.
И он включил свет:
– Мать моя! – воскликнул он.
Ирка посмотрела на себя и взвизгнула. Она была вся в крови.
Отмываясь в холодной Костиной бане, она громко требовала, чтобы он не смел уходить, но не вздумал к ней поворачиваться.
Когда она в Костиной рубашке и шортах села за кухонный стол, она поняла, что именно это ей и было надо, – яркий свет, еда, и Костя, пухлый, уютный и сонный, который пытался снять ее нервное напряжение.
Он поставил перед ней еще рюмку водки.
– Не то, чтобы я тебя спаивал, – сказал он, – но я думаю, что сейчас и этого тебе не хватит.
Ирка, зажмурившись, послушно махнула водки и торопливо сунула в рот тушенку.
– Слушай, а кроме тушенки у тебя что-нибудь есть? – спросила она, вдруг почувствовав зверский голод.
– Ага! – обрадовался Костя. – Возвращаешься к жизни? В огороде картошка есть. Молодая. Только копать надо.
Но до картошки дело не дошло. У них хватило сил только дойти до кровати и уснуть мертвым сном.
В обгоревшем остове машине лежало сожженное тело, положив голову на приборную панель. Его лицо скалилось в страшной улыбке, обнажавшей лицевые кости. На неподвижное лицо упал лунный луч, осветив его голубоватым светом. Сожженные глаза дрогнули провалами глазниц, и повернулись вправо. Туда, откуда Ирка стреляла. Тело оставалось неподвижным. Только рука поднялась и потянулась в черную глубину, сжимая Ирке горло стальной хваткой.
Сердце Ирки упало, и она провалилась вместе с ним в темную бездонную пропасть. Но сверху, как спасательный канат, раздался знакомый голос:
– Что