Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы). Гийом Совэ

коммунизма. Похоже, что борьба против существующей системы была мотивирована лишь своего рода моральным протестом, расплывчатым и невнятным. Под видом обращения к западным либеральным идеям произошел лишь отказ от советской идеологии или даже от идеологии вообще. Оглядываясь назад, многие либеральные интеллектуалы охотно демонстрируют скептическую позицию по отношению к перестройке, чтобы дистанцироваться от ее идеалов, которые сегодня в России в значительной степени вышли из моды12. Тезис о негативности отстаивается также некоторыми исследователями, которые осуждают неспособность либеральных интеллектуалов предложить новое позитивное видение мира, которое могло бы закрепить роль демократических политических партий, в результате этот провал спровоцировал расцвет ностальгии по идеализированному советскому прошлому13. Наиболее развернутый аргумент в пользу тезиса о негативности можно найти в работах историка Тимура Атнашева, опирающегося на свою неопубликованную кандидатскую диссертацию о трансформации политического дискурса перестройки14. Обращаясь к тексту историка Джона Покока о «макиавеллистском моменте», который ознаменовал рождение современной политической мысли на Западе15, Атнашев описывает конец перестройки как «антимакиавеллистский» момент, характеризующийся отказом от легитимности человеческой деятельности в пользу слепой веры в естественную и позитивную по своей сути эволюцию истории16. По мнению Атнашева, эта «субъективная некомпетентность» помогает объяснить мирную смену режима, а также слабость возникшего политического общества, по сути консервативного в своем недоверии к любому сознательному и добровольному проекту политической трансформации.

      С другой стороны, тезис о перевернутых понятиях является прямым ответом на главный постулат триумфалистской интерпретации, а именно отказ от официального марксизма-ленинизма и обращение советских интеллектуалов к западным либеральным идеалам. Сторонники этого тезиса утверждают, что между двумя полюсами на самом деле больше преемственности, чем различий. Таким образом, либеральная интеллигенция якобы унаследовала от советской идеологии волюнтаристский и непримиримый политический максимализм, который запрещает ей идти на компромиссы, необходимые для практики демократии, и оправдывает все эксцессы власти во имя необходимой модернизации. Так, позицию либеральных реформаторов стали называть «рыночным большевизмом»17 или «ленинским либерализмом»18 – терминами, передающими образ просвещенной, мессианской элиты, унаследовавшей политическую культуру советских предшественников и взявшей на себя ответственность за навязывание прогресса отсталому большинству19. По мнению политолога Александра Лукина, который сформулировал наиболее детальную версию тезиса о перевернутых понятиях20,