Но в этот раз братья по борьбе просчитались, было принято решение зарвавшихся палестинских «соратников по борьбе» поставить на место и с этой целью собрана группа из всевозможных специалистов. Так Рокотаев познакомился с Валерой, простоватым на вид прапорщиком из пограничников, но видно непростым, потому что на «встречу», окончившейся посланными, говорили, самому Арафату, двумя головами его подручных, все-таки ходили люди специфические…
Рокотаев добился зачисления Валеры в свою группу «техпомощи», как их называли в Комитете, всегда его возил с собой, и ныне они оба приземлились во Франкфурте. Спокойная служба Валеру совсем не тяготила, он всегда оставался тем же простоватым прапорщиком (офицерского звания ему так и не дали, но Валера не расстраивался), совершенно не изменился, оставался таким же суховатым и быстрым, несмотря на многочасовое просиживание в комнате охраны.
Особых обязанностей, кроме, разумеется, обеспечения охраны консульства и лично его, Рокотаева, Валере не нашлось, и он ежедневно осваивал миссию агента Бласковица на стареньком компьютере и описывал, подшучивая над своей нерасторопностью, перипетии борьбы с фашистами в мрачных коридорах Wolfschanze.
Но сама служение Рокотаева обесценилось с того памятного всем мига водружения на танке и вслед за тем в верховной власти громадного алкоголика с трубным ревом, хотя он и занял свое выстраданное место в иерархии, не самое достойное его, но и не самое последнее…
Начались перемены, от которых начальство впадало в полную прострацию, а его непосредственный шеф просто запирался после очередного перетряхивания Службы в кабинете до ночи. Злые языки шептали, что ночи напролет…
На совещаниях, в те немногие паузы между перетрясками, шеф бодро начинал летучку со вступления: «Надо быть во всеоружии!» Судорожные перемены неустанно перемалывали всех и вскоре подвергся тотальному сокращению отдел специальных операций.
Новые и молодые, начитанные советники в дорогих костюмах сочли, что наступили всеобщий мир и разоружение. Верховный алкоголик не дал себя долго уговаривать и однажды утром всех, кто пережил утряски, представили новому начальнику – благообразному интеллигентному мужчине с аккуратной бородкой и вежливыми манерами.
«ПрошуВас» – прозвище впечаталось в его лоб после первой же встречи – разъяснил новую политику: теперь все должно быть гласным, должна соблюдаться честность с партнерами и никаких секретов от них и, не дай боже, каких-то слежек и подслушиваний.
Приятель Рокотаева, с кем они на некоторое время пересеклись в Анголе, после инструктажа быстро написал что-то на чистом листе бумаги, резко встал, хлопнул ладонью по листу, бросил, глядя перед собой и ни разу не посмотрев на ухоженную с изящной проседью бородку, два слова: «Прошу Вас!» и вышел из кабинета…
Некоторое время стояла тишина. Зазвучал приятный,