Род, мужское начало, в ипостасях небесных Божеств, оплодотворяющих, согревающих, увлажняющих Землю-Мать, продолжается в созревших зёрнах. «Песенному „гуканью“ был тождествен коллективный крик жниц при зажине и дожине, с обращением к солнцу, зафиксированный в севернорусских областях, где песенного гуканья не было» (Бернштам Т. А.: 94, с. 153). Сосредоточенная в колосьях зарождающаяся мужская сила ещё должна будет проявиться при весеннем оплодотворении Земли, но магические ритуалы, обращенные к ней, начинались сразу после «рождения». Обряды и обрядовый фольклор, относящийся к «богу в жите», подчеркивают сексуальный, оплодотворяющий характер «родившегося» (там же, с. 152). Слово «бородка» в магическом ритуале, таким образом, несло в себе двойной смысл, относящийся к волосам: ожидаемое взросление и половое созревания новорожденного (мужское начало), и завершение родов, «закрытие» женского детородного органа. И у других народов Европы, как отметила Т.А.Бернштам, «Символика „обрезания пуповины“ видится нам в обрядах бросания серпов в последние колосья, в мотивах отсекания „головы“, „обрезания хвоста“, в иносказательных названиях колосьев – „шея“, „хвост“ (у европейских народов), „коса“, „борода“ (у славян), Обрезание освобождало „родившегося“ от нивы…» (там же, с. 155).
Ритуальное оголение жниц на поле сразу после окончания жатвы, «срамные» песни и прочая «похабщина» содействуют закрытию, завершению длительного периода жатвы-родов и отделению самих участников от нивы. «Это мы называли – падикуя́ситьса нада, хто как мо́гя… И да чудили так, и не то што – так стану [т] и заго́лятца: и в ково́ лу́чши? Загали́ся дак пакаж сваю всим – бабам этым. Росте́шутца, так и всё делаю [т], всю похабшину. Дак тыи бабы были вясёлыи, до тово дасмяютца, што да дома