Обычные люди хранят фотографии как память о ком-то, а я храню аудиозапись голоса моей мамы. Записала она ее, само собой, ненамеренно, до аварии. Первоначально это было видео с нашего отдыха в Крыму, но из-за того, что видеоряд мне не нужен, я попросил Лешу вырезать с кассеты аудиодорожку. Кассета была старой, и единственный фрагмент, который хоть как-то сохранился, был именно этот. Качество ужасное, но какое есть. Там мы с мамой идем по берегу моря, она рассказывает про дельфинов, говорит, что это очень умные существа, которые общаются между собой через специальный орган, которого нет у человека. Странно, что мы вдвоем, без Леши, но как говорит брат, он тогда заболел и остался в гостинице. Я совсем этого не помню, мне было от силы года три. Так что, когда ко мне приходят гости, я вместо фотографий могу дать послушать аудиозапись голоса моей матери (хотя кого я обманываю, гости ко мне заходят очень редко, и чаще всего им наплевать на голоса давно умерших людей).
Эмоции, которые всплывают во мне при прослушивании этой записи, несравнимы ни с чем. Каждый знает, что, в случае если человек не имеет одного органа чувств, все остальные стократ усиливаются. Похоже, это относится не только к физическим, например слуху или осязанию, но и к эмоциональным чувствам, отвечающим за любовь к друзьям, близким и родным. Не хочу показаться надменным, но нам правда будет действительно трудно понять друг друга, однако я постараюсь сделать все возможное, чтобы наш односторонний диалог состоялся. Иначе зачем я все это пишу?
Музыка стала для меня своеобразным пинком под зад. Как будто я очнулся и начал открывать для себя мир по-новому. Не имея возможности видеть, я мог ее услышать. Музыка казалась мне чем-то живым, и я безропотно шел за ней. Спустя несколько лет постоянных занятий я перестал ненавидеть свою омерзительную игру, даже больше, мне стало нравиться, как я играю. Звуки, выливающиеся после нажатия различных клавиш, которые уже слегка затерлись и поцарапались от многочисленных прикосновений, приносили мне какое-то необъяснимое удовольствие. Конечно, я прекрасно понимал, что стать великим слепым музыкантом, которых, кстати говоря, было немало, не смогу – все-таки навряд ли музыка была моим предназначением, уж слишком трудно давалось обучение. Но чем черт не шутит! Я решил выступить не только перед моими, наверное, уже обезумевшими соседями,