Но обо всем по порядку. И так, новость о девчонках-корреспондентках взбудоражила станцию. В кают-компании царило оживление. Хрыма и Данила шушукались, решая, кто достоин ухаживать за гостьями. Петр Николаич в списки не попадал по причине страданий по Валюшке. Он строил ей глазки, требовал добавки и с готовностью выносил помои. Алик был начальником и поэтому должен был соответствовать положению. Григорьев только что прилетел из отпуска. Поэтому и так слишком «жирно». Гурвинек (второй механик) – молодой еще, первая зимовка. А вот по поводу постоянного гостя полярки Сереги Ковалева, командира вояк, вообще было сказано: «Кто такой старлей? Мы не знаем никакого старлея.! И пусть командует у себя в подразделении! И еще он солдафон, грубая и невоспитанная личность!»
Парочка потенциальных Дон Жуанов определилась.
Радостная суета передалась даже котяре Чебурахе. По этому случаю, Петруша переодел его в чистый тельник. Чебураня таскал тельник постоянно после того, как по-своему раздолбайству свалился в емкость с солярой. Соответственно вся шерсть у него вылезла, за исключением чубчика на голове. Сегодня Чебураня был нарядный. Он бродил по камбузу, хрипло мяукая и выпрашивая то кусочек оленины, то кусок рыбы. Валюшка стряпала заливного гольца, так что с едой у котяры было все в порядке.
Вертушка приземлилась после обеда. Вся команда стояла во-фрунт. Только ковровой дорожки не хватало и сводного оркестра.
Наконец открылась дверь вертолета и на землю спустились две молоденькие девушки.
Первая худенькая и высокая, ну, а вторая, как и положено невысокая пышечка. Борттехник подал чемоданы и просипел простужено: «Через три дня вернемся». При этом, посчитав, что полярники совсем тупые, показал три пальца. Хрыма подскочил к худенькой и подал руку: «Бонжур мадам», – выдавил он.
– О! Вы говорите по-французски? – удивленно подняла бровки худышка.
– Нет! Это все! – Хрыма потупил взгляд.
– О, уи,