Утянутая в толчею, я следовала за людским потоком, не пытаясь сопротивляться.
– Вот она, мы нашли ее наконец! – Сильные руки за шкирку подняли меня в воздух, а в следующее мгновение перебросили через седло, и я уткнулась лицом в твердое колено Степана Тусанина.
Переход от площади, наводненной испуганной толпой, к тихой ночной поляне, озаренной кострами, произошел настолько стремительно, что зарябило в глазах и закружилась голова. Сначала в лицо ударил ветер, потом кожу остудил влажный туман… И вот уже свежесть весеннего леса овеяла меня. Степан разжал руки, я рухнула в объятия Лопатова-Пяткина, прижавшись спиной к его широкой груди. Вокруг нас собирался взволнованный народ. Василий опустил меня на землю и накрыл мои плечи горячими ладонями.
– Чего собрались? – проворчал мне в макушку граф, приказывая воякам: – Расходитесь! Завтра будем сниматься!
Хранители стали разбредаться. Ноги у меня совсем ослабели, в голове били барабаны.
– Как все прошло? – спросил Василий, когда Тусанин спешился.
– Все хорошо. Сейчас вернутся остальные.
Внезапно на поляну, взметая пожухлые листья и ветки, налетел резкий, пахнущий жасмином ветер. Шатры качнулись, костры, затухая, стали стелиться по земле. В звездном небе, будто потревоженные пенистые волны, заклубился зеленоватый магический туман, и из него показались окруженные колдовским свечением силуэты всадников в развевающихся длинных плащах. Меня взяла оторопь, едва колени не подогнулись. Но вот копыта коней-призраков коснулись земли, и через темноту я увидала знакомые лица вояк из отряда Степана Тусанина. Действие магии прекратилось, оставив легкий горьковатый привкус и зеленоватые световые круги перед глазами.
Хранители спешились и почтительно поклонились Василию.
– Пойдем, – Лопатов-Пяткин схватил меня под руку и потащил к большому шатру, – расскажи мне, что было.
– Меня даже не избили, как видишь, – пожала я плечами. – Почему ты не спрашиваешь про Соню?
И без того хмурое лицо графа стало еще мрачнее, он упрямо сжал губы и ничего не ответил. Двое охранников отодвинули полог шатра, пропуская нас. Внутри горела чадящая лампа, стоял широкий топчан, покрытый бараньей выделанной шкурой, и большой старый сундук, окованный серебром с невиданным орнаментом.
– Соня умрет к утру, – убежденно заявила я и без спросу завалилась на топчан, чувствуя, как по уставшему