А. Танцевал на столе в строгом армейском галстуке в одних семейных трусах.
Да, генералы не носят плавки, боксёры, и любую другую тугую дрянь, из которой на поле боя не сделать флага. Из таких можно только кляп, для врага. Строго для врага!
Б. Танцевал на шесте, уже лишь в одних трусах. Без галстука. Так ловко и энергично, стоило только поражаться, как он шею не сломал, скручиваясь вниз, держась за шест одними прокаченными ляхами. Образцово Суровый тянул ступни ног, как когда-то в детском садике на утреннике и перебирал руками, как умирающий чертов лебедь в балете Чайковского.
Музыка загрохотала в голове на самой высокой ноте, под яркий образ пластичных движений в живописных мельканиях огоньков дискошара.
Тааа-та-а-та-та-таа…. Тааа-та-та-тааа…
Последнее воспоминание снесло с Сурового налет флегматичного супергероя, и его челюсть рухнула вниз. Совершенно неприемлемое воспоминание, ни для одного лебедя или танцора. Краска прилила к загорелому лицу, он едва не взвыл, потому что понял, что не будет дожидаться на берегу, пока труп врага проплывет мимо. Он как истинный русский сходит за ним сам. Подпишет с Милой документ о неразглашении и закроет ту сектантскую избу-дрочильню, и эту секс-обитель-лечебницу зла для всех недужных и страждущих блаженств тоже, раз и навсегда!
Он может!
Он и не такие заведения закрывал.
– Считайте, это последний рабочий день, – произнес он замогильным тоном мумии, ощущая как сахарная сладость тянет не только подмышки, но и прочие причинные места. Именно в этот момент ему было совершенно не до душа, ибо душа требовала мести и немедленной капитуляции врага. А точнее врагини.
– Пройдёмте, – произнесла бесстрашная девушка, приглашая жестом в кабинет.
Суровый решительно двинулся вперед, поймал ее взгляд, обращенный ему за спину.
– Нас не беспокоить, – велела Мила строгим голосом, притаившимся сотрудникам. – Даже если будут слышны какие-нибудь звуки.
– Какие? – спросила застенчиво Глашенька, смугловатая жгучая шатенка, вероятно, решив, что лучше уточнить, чьи. – Ладно, если он будет громко стонать, а если вы?
– Любые, – ответила после некоторой паузы Мила, а затем добавила: – За исключением выстрелов. В этом случае можно.
Они вошли в кабинет, и она закрыла дверь на ключ.
Генерал грозно остановился.
– Что, рассматриваете обитель зла? – спросила девушка, кладя на стол примочку.
– Кто это вас так, – спросил Суровый для вежливости и для очистки совести.
– А вы разве не помните?
Нет, решительно не помнил, а то, что вспоминалось, хотелось тут же забыть, как страшный сон. В голове услужливо прозвучало «Тааа-та-а-та-та-таа…. Тааа-та-та-тааа»…, и он в ужасе сглотнул.
– Нет, это были не вы, – сообщила Мила.
Суровый выдохнул с огромным облегчением.
– Это ваша любовница.
Пять секунд он зависал, затем точно пес отряхнулся и, не веря услышанному, спросил:
– Кто-кто?
– Ваша Даша!
Он