Слухи разные ходили, один другого страшнее. Вот, мол, Кощей потому и бессмертный, что соки живительные из молодых да пригожих выпивает. Или проще в своей деревенской грубости: жрет, мол, Кощей всех, кого ворует – этим и живет. Ходили слухи и глупые: Кощей, мол, омолаживается тем, что спит, окруженный молодежью – и девицами, и отроками. Забавляется, мол, старый колдун, ох как забавляется.
Но не верил этим слухам Иванасий. И не особенно задумывался он над тем, что делает Кощей с ворованными девицами и парнями. А вот насчет бессмертия Кощеева… Рассказала как-то деревенская колдунья, из его, Иванасия, деревни, что скрывает злобный царь Кощей на острове каком-то, на Буяне, иглу какую-то волшебную. Никто из людей, мол, об этом не знает, а если бы и узнали, то в голову бы не приняли. Ну прячет колдун иглу – что с того? Мало чего ли колдуны прятать имеют обыкновение!
Ан нет, шалишь – говорила колдунья Иванасию – просто так чародей злобный прятать ничего не будет. Чую, мол, я – знать смерть Кощеева в той игле затаилась. И прячет ее Кощей, чтоб никто ненароком не сломал ту иглу. Ибо стоит лишь иголке этой пополам переломиться – и конец Кощею придёт во веки веков. Вот бы добрался какой добрый человек до смерти Кощеевой! Уж тогда бы вернулись бы в мир покой да любовь – как в светлые древние времена, когда люди каждому встречному в пояс кланялись, с первым встречным хлеб пополам делили и первого встречного на ночлег пускали…
Только вот неведомо, где этот остров Буян, на каком море-окияне стоит. И на море ли, на реке – одно Солнце, наверное, ведает…
Долго вынашивал Иванасий сумасбродную идею. Был и на его деревню Кощеев набег Почти всё тогда в деревне повыгорело, а те зрелые мужи, что защищать кинулись, почти все оказались порублены до смерти. Но Иванасия – ему тогда около двадцати было – Бог миловал. Решил тогда он, что не приглянулся кощеевым набежникам, не тем, стало быть, оказался, из которых Кощей своим татям вязать в торока повелел. И радоваться бы парню, да осознание неказистости своей для парня молодого горше самой горькой доли.
Понял тогда Иванасий: ему не семью заводить на роду написано, не любовные ласки иметь от жены, а в жертву себя принести – во имя рода человеческого. И некому стало тогда разуверить его в той убежденности – мать после набега померла вскоре, отец ещё раньше в степи сгинул, дед с бабкой давно уж в могиле лежали, а сестричку любимую, Гларьюшку, да многих других девчонок пригожих Чёрные Крыланы уволокли.
Десять лет Иванасий овец пас, немым прикидываясь. А и с кем ему говорить-то осталось… Поверил он в то, что