– Зденка, – воскликнул я, быстро подымаясь на моем ложе. – Зденка, ты ли это?
– Да, это я, – отвечала она тихим и грустным голосом, – да, это твоя Зденка, которую забыл ты. Ах, зачем не вернулся ты раньше? Все теперь кончено; тебе нужно уезжать сейчас, еще мгновение, – и ты пропал! Прощай, друг мой, прощай навсегда!
– Зденка, – сказал я, – ты перенесла много горя, мне говорили; побеседуй со мной, тебе легче будет!
– О, друг мой, не верь всему, что́ тебе про нас говорят, но уезжай, уезжай скорее, не то погибнешь, безвозвратно погибнешь!..
– Но, Зденка, что́ же угрожает мне? Неужели ты мне не дашь и часу, одного часу, поговорить с тобой?
Зденка вздрогнула и вдруг словно вся переменилась.
– Хорошо, – сказала она, – час, один час, не правда ли, как тогда, когда я пела песню о старом крале и ты пришел ко мне в комнату… Ты этого хочешь? Хорошо, даю тебе этот час… Ах, нет, нет, – вскликнула она вдруг опять, спохватясь, – уходи, уходи!.. Беги скорее, уезжай, говорю тебе… Беги, пока еще можешь.
Дикая энергия одушевляла ее черты.
Мне непонятна была причина, заставлявшая ее говорить так, но она была так хороша, что я решил остаться помимо ее воли. Уступив, наконец, моим просьбам, она села подле меня, заговорила о прошлом и призналась, что полюбила меня с первого взгляда… И по мере того как говорила она, мне все яснее сказывалась какая-то странная перемена, совершившаяся в ней. Это была уже не та, знакомая мне прежде, сдержанная, застенчивая, вечно краснеющая девушка. В движениях ее, в блеске глаз было что-то нескромное, не девически смелое и вызывающее…
«Неужели возможно, – говорил я сам себе, – что Зденка не была той чистой и невинной девушкой, какой казалась она мне полгода тому назад? Неужели она надевала только личину, из боязни брата? Неужели меня одурачила ее заемная скромность? Но тогда зачем же заставлять было меня уехать? Или это какое-нибудь утонченное кокетство? А я-то воображал, что знаю ее!.. А впрочем, не все ли равно! Если Зденка не Диана, как я воображал, так все же она может быть сравнена с другой богиней, не менее прелестной, а я со своей стороны предпочитаю, конечно, участь Адониса участи Актеона».
Если эта классическая