«Ж» у меня стандартного сорок шестого размера – от мамы по наследству досталась. И еще от бега. Я перед сном бегаю каждый день десять километров. А что мне дома вечером делать? У кошки за ухом чесать? Или с подругой по телефону болтать про показ в Милане? Кошки у меня нет. Подруга есть. Нина. Только мы не болтаем про показ в Милане. У нас свой показ. В спальне. Каждый раз под Новый год мы с друзьями… Нет! Не так!
Каждое утро сразу после завтрака в кругу семьи к нам на показ приезжают наши ухажеры. К Нинке – Маляр, ко мне – Электрик.
Маляр – директор лакокрасочного завода, Электрик – глава энергетического холдинга. Поэтому Нинка живет в арендованной для нее Маляром квартире в townhouse, а я – по-соседству, только в своей собственной, купленной для меня Электриком. Нинка считает, что у нас с Электриком любовь, а у нее с Маляром – интрижка.
Я считаю овец. Обычно овцы помогают заснуть на двести шестьдесят четвертой штуке. Сегодня овцы решили меня продинамить, и я переключилась на звезды.
Вы считаете звезды? А смотрите на звезды по ночам? Я смотрю. Еще разговариваю с ними. У меня по астрономии тройка в школе была. Поэтому я всем звездам дала свои имена – баба Оля, баба Нюра, баба Ксеня, деда, папá и мами. Мами – самая яркая звезда. Мами тоже была яркой. Мами была грузинкой. Очень красивой. Родители рассказывали мне, как вместо «мама» я сказала первое свое слово «мами» и с восхищенным взглядом погладила ладошкой мамино лицо.
Если бы в девятом классе я не решила быть блондинкой, я бы тоже была красивой, как мама. Мама была брюнеткой с глазами цвета спелых каштанов. У меня глаза зеленые, как у папы. Папа преподавал французский в университете. Я в три года учила французский алфавит и отказывалась говорить русские слова. Поэтому дома все говорили на четырех языках. Русский, грузинский, французский и украинский. Украинец у нас был деда – папин папа.
– Я хохлом родился, хохлом и помру! – говорил деда, смачно откусывал увесистый кусок от сырой очищенной луковицы и страшно ругался, когда на стол забывали поставить сало.
Деда все обожали и во время застолий дружно и с удовольствием подпевали ему на украинском.
Грузинский выучили специально для мамы, чтобы она не тосковала по родным. Мама всё равно тосковала, а родные поставили на ней крест из-за папы. Не смогли смириться с выбором мужа русско-украинского происхождения.
Занятия с нами по французскому языку папá проводил в гостиной. Его они очень веселили:
– Есть в этом что-то буржуазное! – восклицал папá и громко хохотал.
У папы было много причин для хохота и счастья, главных – шесть! Первая – живая мама, вторая – живой отец, третья – любящая жена, четвертая – любимая дочка, пятая и шестая – две живые тети, сестры его мамы.
Папá всегда шутил, когда возвращался домой:
– Вот и вся моя семья в сборе!
Папá очень любил всех нас и очень много работал и в университете, и дома – выступал с лекциями, делал переводы технической документации, писал на заказ личные письма и давал частные уроки детям состоятельных людей.
Каждый год в августе мы всей семьей отправлялись отдыхать на Черное море. И только однажды папá решил показать нам красоту «березок средней полосы» и снял на целый месяц дачу в одном маленьком уютном поселке «для своих» в Подмосковье. Дача была старинной, из прошлой жизни знаменитого чиновника, и из шершавого, потемневшего от времени дерева. Дача умела разговаривать скрипучим голосом и вздыхать по ночам. Баба Нюра называла дачные вздохи тоской по былой жизни:
– Дома, как люди, хранят воспоминания и печалятся о том, чего вернуть нельзя.
Баба Нюра из трех сестер была единственная бездетная. В юности ее любимый погиб на стройке – несчастный случай накануне свадьбы. Баба Нюра так замуж и не вышла. Всю жизнь посвятила племянникам. И очень любила внучатых племянников. Меня больше всех. Это она меня всегда заплетала в детстве и приговаривала:
– Что же ты блондинкой не родилась? Так ты просто красивая брюнетка с зелеными глазами. А блондинкой стала бы королевой. Все кавалеры перед тобой на коленях бы стояли и умоляли подать руку для поцелуя.
Баба Нюра в прошлой жизни была коучем. Я уверена! Она так профессионально приоткрыла передо мной дверь в светлое будущее, что я поняла главное – королевой меня сделает волшебный порошок под названием Supra.
Королевой я стала в шестнадцать, когда в конце учебного года вошла в класс блондинкой. Главный школьный сердцеед Сашка Громов на колени не встал и руку для поцелуя подать не умолял. Он просто выхватил у меня из рук портфель и сказал:
– Пошли, Златовласка, провожу домой!
Я была счастлива ровно неделю. На восьмой день ухаживаний Громов позвал меня в гости показать новый плазменный