Благо, их встречи были короткими, и шах особо не удостаивал Керими своим вниманием. Он относился к нему как к техническому персоналу, в функции которого входило доводить до сведения иранского монарха позицию советского правительства. До Мохаммеда доходили слухи, что когда-то его сестра Ашраф благоволила к этому советскому дипломату с благородными чертами и манерами, выходцу из богатой азербайджанской семьи, проживавшей до 1921 года в Персии. Но сей факт лишь усугублял отношение шаха к Рустаму. Были даже попытки объявить Керими персоной нон-грата в Иране, но МИД СССР, учитывая заслуги Керими на ближневосточном направлении, делало все возможное, чтобы не допустить выдворения ценного дипломата за пределы Ирана.
– Что же вы такой хмурый, Рустам? – поинтересовался Садчиков.
– Мигрень, – коротко ответил Керими.
– Таблеточку выпейте, помогает. Подарки готовы?
– В машине.
– Проверено?
– Четко, без изъянов. Блестит и полыхает – все, как любит шах.
Садчиков, улыбаясь, покачал головой. Ему были известны «возвышенный чувства» Керими к шаху, но ничего не попишешь, такова их работа – приказ партии и правительства. Сопровождать Садчикова должен был только Рустам Керими, и никто иной. А что касалось личных эмоций Рустама, то никому до этого, по большому счету, не должно было быть дела – эмоции необходимо, переводя с языка брани, прятать далеко внутрь себя.
«На дворе трава, на траве дрова» – обычно эту скороговорку Рустам проговаривал, когда сильно нервничал. Проговаривал не вслух, а так, про себя. Чтобы не выглядеть чересчур нервозным. Так он делал и сейчас, сидя в автомобиле советского посла на пути к дворцу Саадабад. Это расслабляло его и убивало время, мучительно тянувшееся, словно тягучая смола.
Он и не заметил, как автомобиль посольства подъехал к шахской резиденции.
В торжественных случаях Мохаммед всегда надевал свое парадное одеяние. Вот и сейчас он позировал перед зеркалом, важно приосанившись и поворачивая свое туловище влево и вправо. Всевозможные ордена и медали украшали его белоснежный военный мундир. Казалось, шах так и ищет повод, чтобы нацепить все блестящее и сверкающее на себя, полагая, что этим можно ослепить недругов, завидующих его венценосному великолепию. Об этом комплексе неполноценности, доставшемся ему из далекого детства, приближенные Пехлеви разумно умалчивали. Это был ни много ни мало комплекс несостоявшегося, несмотря на полученное военное образование, полководца. Сидя на игрушечном коне и размахивая деревянной шпагой, шах отдавал приказ оловянным солдатикам и тешил себя мыслью, что он великий стратег. Это был комплекс труса, чья главная битва заключалась в подавлении безоружного