Голова. Алексей Филиппов

рыжих капель попали и на брюки. Баев тут же отругал нерадивую прислугу, посетовал на склонность местного народа к беспорядку и пригласил следствие к себе в кабинет.

      – Если это шутка…, – начал Карцев, рассматривая коричневое пятно на ботинке, но Баев тут же и не особо вежливо перебил его.

      – Это с умыслом всё! Дескать, бойся Баев! Придёт скоро за тобой старуха! Это против меня акция!

      – У Вас враги есть, Павел Иванович? – поднял глаза на фабриканта следователь.

      – У всех кто при деле недруги имеются, – нахмурился Баев, – только на такую глупость не многие способны. Они меня испугать хотели? Зачем?

      – И всё-таки? – следователь поднялся со стула и стал рассматривать висевший на стене фотографический портрет Баева с молодой супругой.

      Учитель словесности Бубнов, побывавший прошлым летом в известной галерее, говаривал, что есть там картина художника Пукирева, и она – будто с недавнего венчания Баева списана. Точь в точь. Именно рассказ словесника и вспомнил сейчас Ерохин, но вслух ничего не сказал и повернулся к фабриканту, ожидая ответа.

      – Братья Барашевы из соседнего села Барабанова, – вздохнул Павел Иванович и залился вишнёвым румянцем, – судачат постоянно, мол, я им дорогу в продаже миткаля перешёл. Дескать, дешевле продаю. Так я для дешевизны этой станки за границей купил, машину паровую, производство поднял в пять раз, они же за каждую копейку трясутся, всякие новшества презирают, а потом обижаются.

      – Пожар на фабрике в в канун Масленицы их дело? – Ерохин опять сел к столу.

      – Так вы же сами тогда виновного не нашли, – ухмыльнулся фабрикант, потирая ладонью грудь, – на нерадивость моих работников случай тот спихнули… Не так ли, господин судебный следователь?