Мальчик смотрит на него.
– Полагаю, ты умеешь читать? – спрашивает мужчина.
Мальчик кивает.
– Я люблю читать, – говорит он, – но здесь не хватает книг. Те, что есть, я уже прочел.
– Хорошо.
Внезапно, без предупреждения, человек в сером костюме бросает в мальчика тростью. Мальчик ловит ее одной рукой, даже не дрогнув, однако глаза его, сузившись от удивления, беспокойно перебегают с трости на мужчину и обратно.
Кивнув, мужчина протягивает руку и забирает трость, а затем носовым платком тщательно вытирает следы детских пальцев с блестящей поверхности.
– Очень хорошо, – замечает он. – Я беру тебя в ученики. Уверяю, у меня ты найдешь массу книг. Мы уезжаем, как только я улажу формальности.
– У меня есть право выбора?
– А ты предпочел бы остаться здесь?
Мальчик раздумывает лишь мгновение.
– Нет.
– Вот и прекрасно.
– Вы не хотите узнать, как меня зовут? – спрашивает мальчик.
– Имя совсем не так важно, как склонны думать большинство людей, – отвечает человек в сером костюме. – Ярлык, который на тебя навесило это учреждение или твои пропавшие родители, не представляет для меня ни интереса, ни ценности. Если в какой-то момент тебе потребуется имя, выберешь его сам. А пока вполне можно обойтись без него.
Он отпускает мальчика, чтобы тот мог сложить в небольшую дорожную сумку свои немногочисленные пожитки. Человек в сером костюме подписывает бумаги, и хотя на вопросы директрисы он отвечает так уклончиво, что она не в состоянии уловить суть, у нее не находится возражений против того, чтобы он забрал ребенка.
Когда, собравшись, мальчик появляется в кабинете, человек в сером костюме навсегда забирает его из серого здания.
Уроки чародейства
1875–1880 гг.
Детство Селии проходит на фоне сменяющих друг друга театров. Больше всего времени они проводят в Нью-Йорке, но бывают и затяжные гастроли в других городах. Бостон. Чикаго. Сан-Франциско. Редкие поездки в Милан, Париж или Лондон. Для Селии все эти театры сливаются в нескончаемый круговорот пыльных кулис, бархата и опилок, так что она подчас даже не понимает, в какой они сейчас стране, да это и не важно.
Все детство отец таскает ее за собой, словно холеную карманную собачку в дорогих нарядах, которой его коллеги и знакомые восхищаются, собираясь в баре после выступлений.
Когда она, по его мнению, становится слишком большой для роли красивой игрушки, он везде ходит один, оставляя ее коротать время в гримерках или гостиничных номерах.
Каждый вечер она думает, что будет, если вдруг однажды он не вернется, но он неизменно вваливается в комнату среди ночи, изредка гладит по голове, хотя она притворяется спящей, а чаще попросту ее не замечает.
Уроки теряют былую официальность. Если раньше они, даже не будучи слишком регулярными, назначались на конкретное время, то теперь он экзаменует ее постоянно, хотя по-прежнему строго наедине.
Даже