Встаньте на то место, где когда-то находилась украденная вещь, и говорите:
Ой вы, силы зла,
Ой вы, темные силы,
Явитесь ко мне сюда,
Несите острые вилы,
Сыщите след моего врага
И проколите ему бока,
Чтоб он от боли не мог бы спать,
Не мог дремать, не мог лежать.
Не смог бы сесть,
Не мог бы встать,
Не смог молитву прочитать.
Слушайте, великие силы тьмы,
Слуги дьявола – сатаны,
Кто украл мое – того терзайте,
Речь и зрение у него отнимайте.
Напустите на него глухоту,
Наведите на него немоту,
Обрядите его в маету,
В черную, кромешную слепоту.
Пусть он, вражина, мается,
Как сухая былина, шатается.
Пусть нутро у него болит,
Режет, колет, огнем горит,
Задыхается пусть и страдает,
Ни минуты покоя не знает,
Разум, ум свой теряет,
Вместо хлеба говно хватает,
Ест его и грызет,
Кровь свою, а не воду пьет,
Купается в ней, задыхается
И собственной тени пугается.
Ноги его пусть ломаются,
Руки не поднимаются.
Крошатся зубы и кости,
В зеницы ему острые гвозди.
Будь мое дело споро,
Нет ему отговора.
Не избыть его, не отмолить,
Никому его не перебить.
Дело в дело. Слово в слово.
Ключ, замок, язык.
Аминь. Аминь.
Аминь.
Чтобы человек раскаялся в содеянном
Из письма:
«Дорогая наша Наталья Ивановна, здравствуйте! Сесть за письмо к Вам меня заставила обида. Мне семьдесят шесть лет, и я понимаю, что мне, как и всем старикам, отпущено совсем мало времени. Как это тяжело осознавать, что подходит час, когда ты умрешь. Вспоминая прожитые годы, удивляешься тому, как мы не задумывались об этом, что наступит час, когда хочешь не хочешь, но придется умереть. Давно ли я была молодой, шустрой и беззаботной даже в самые сложные времена. Глядя на свое морщинистое, все в темных крапинках лицо, на скрученные руки, уже и не верится, что я была когда-то ослепительно красивой. Где это все, куда девалось и как быстро все это прошло. Теперь, когда я так стара и безобразна, и все в моем теле болит, более всего хочется, чтобы тебя любили и жалели, может быть, тогда бы страх скорой смерти меня не терзал. Но вот что странно, пока мы еще крепки, сильны