Нет! Нет! Нет! Мысли прочь… Да куда там! Сумоистка выглядела точно будто из позапрошлого, девятнадцатого века. Причем не на конец столетия. Это несложно определить, даже если ориентироваться только по фильмам, а я не только, да и не столько фильмы смотрел, я еще и книги читал. На передовой, если минутка затишья, чаще читаешь, чем смотришь кино, если только не на ротации.
– Какой сейчас год? – неожиданно и для себя, и тем более для дамочки, но вполне четко спросил я.
– А… Что? Год? Соколик мой? А ты не знаешь? – испуганно спрашивала Настасья, пятясь. – А меня ты узнаешь?
– Нет! – сознательно я сказал правду, почувствовав, что так она скорее уйдёт и оставит меня одного.
А мне бы мысли в кучу собрать, а не думать о том, как я выгляжу, что говорю, что со мной может случиться. Нужно остаться наедине со своими мыслями.
– Настасья Матвеевна, я уже чарку подорожную принял. Что случилось? – в комнату вновь зашел доктор.
– А вот оно как, доктор, не признает меня, стало быть, Алешенька! Как же так-то? – пусть и громоподобным, но дрожащим голосом говорила Настасья.
Сейчас расплачется. Мне даже стало жалко девчонку. Ведь у нее, наверняка, немало комплексов из-за выдающейся комплекции, но чувствуется, что душа соразмерна телу. Вот начала плакать, так сразу и показала себя, как человек. И отношение к ней стало иным. Мне стыдно стало за всё то, что я думал только что. А только ли я думал? Не всегда выводы были моими.
– Будет вам, Настасья Матвеевна. Вы бы проехали к батюшке, а то неровен час прискачет с ружьем, – сказал доктор, и на удивление покорно девушка вдруг кивнула и пошла, озираясь на меня с испугом.
Я чуть приподнял с подушки голову, посмотрел ей вслед. Обидел в мыслях своих девочку… Будто бы и не я это был. Мне-то что до ее красоты? Если не жениться, так нужно видеть в любом человеке именно человека. Да и если жениться, так не с сантиметровой же лентой выбирать, а по душе. Кстати, это пожелание от всех мужиков ко всем девушкам. Впрочем, подобного опыта – выбора жены – я не имел.
– Доктор, какой год? – сухо спросил я, присаживаясь.
– Э, нет, голубчик, Алексей Петрович, лежать вам еще, два дня непозволительно вставать, – не грубо, но настойчиво доктор подталкивал меня снова лечь. – А год? Сами прознать должны. Сие забытие сугубо временное. Подсказок быть не должно. Узнаете, так и все остальное вспомните. Так бывает, когда опосля травмы али болезни, сперва и забытие. Голову напрячь нужно.
Чехов… Вот ей-богу он! Очень похож. Бородка, пенсне. Хотя нет, одет иначе, в какой-то мундир темного цвета, не вызывающий ассоциации с армией. А мне на память приходят фото Антона Павловича Чехова в гражданской одежде.
– Так-с… Но вы что, ничего вовсе не помните? – спросил доктор, с прищуром смотря на меня, как будто я обязательно лгу. – Имя должны помнить. Имя – это главное!
– Нет, доктор. Будто мир