Ужин удался на славу.
После чая Гаврила спросил осторожно:
– Нина, а что стало с твоей мамой? Ведь она еще не была старой.
– Не была, – ответила захмелевшая от сытной еды и дорогого вина Нина, – мама просто не выдержала нищеты, обрушившейся на нас, и умерла скорее не от болезни, а от унижения, которое она стала испытывать изо дня в день.
– А что стало с кооперативом твоего отца?
– То же самое, что стало и со всеми остальными кооперативами, – ответила Нина. – Отец разорился. После смерти мамы он совсем крылья опустил, все чаще и чаще стал прикладываться к бутылке. И с каждым днем его бухло, – горько усмехнулась Нина, – становилось все дешевле, пока папа не перешел на откровенное пойло. – Нина сделала паузу, облизала губы и продолжила: – Как и следовало ожидать, алкоголь не справился с возложенной на него задачей. У отца начались галлюцинации, и к нему все чаще стала приходить…
– Белочка, – сорвалось с губ Гаврилы
– Если бы белочка! – невесело усмехнулась Нина. – Нет, ему стала являться укоризненно качающая головой троица – Сталин, Хрущев, Брежнев. Они преследовали его повсюду и наяву, и во сне. Каждый из них указывал на него пальцем и произносил презрительно: «Иуда!»
– Откуда ты это знаешь? – воскликнул Гаврила.
– Отец сам мне рассказал. Он хотел, чтобы я тоже их увидела, так как был уверен в реальности происходящего. Я пыталась его переубедить, пока не поняла, что это бесполезно. Мой отец был болен!
– Почему ты не определила его на лечение?!
– Потому что он не хотел. Да и денег у нас на хорошую клинику не было. Не в психушку же мне определять родного отца? – в глазах Нины впервые за весь вечер блеснули слезы.
– Не плачь, – попросил Гаврила и приобнял ее за плечи.
– Погоди, – сказала Нина. – Я хочу рассказать тебе все. Мне ведь даже не перед кем было излить свое горе.
– Рассказывай, – тихо проговорил Гаврила.
– Однажды отец не выдержал, откопал в огороде свой партийный билет, вернулся домой, налил всклянь в стакан водки, опрокинул его одним махом и с криком: «Прости меня, родная партия!» – сиганул в окно. Так я осталась полной сиротой, – сказала Нина.
– Как же ты жила все это время? – вырвалось у Гаврилы.
Нина флегматично пожала плечами:
– Сначала продавала все, что можно продать ценного из дома. А потом поняла, что делать нечего, есть-то что-то надо, и, встретив бывшую одноклассницу и узнав, что она торгует обувью, пошла торговать на рынок женским бельем.
Гаврила слушал ее, смотрел на нее, и сердце его обливалось кровью.
И эта новая Нина, похудевшая, подурневшая, с покрасневшим носом, загрубевшими руками и посиневшими от холода губами, умилила его и растрогала до глубины души. После чего его задремавшая страсть вспыхнула в нем с новой силой.
Гаврила обогрел девушку, накормил, приодел и решил познакомить с матерью. Нина не возражала. Она была согласна на