– Боже, еще один!
Мне пришлось ждать не меньше пяти минут, прежде чем он соблаговолил повернуть голову в мою сторону. Потом он спросил иронично-любезным тоном:
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Да, – ответил я, нервничая. – Меня интересуют Тропы Песен.
– Правда?
Он вел себя так обескураживающе, что любое обращенное к нему слово обречено прозвучать как глупость. Я решил заинтересовать его разными теориями происхождения и эволюции языка.
– Некоторые языковеды считают, – сказал я, – что первым языком человека была песня.
Он поглядел в сторону и погладил бороду.
Тогда я переменил тему и заговорил о том, как цыгане общаются через огромные расстояния, напевая друг другу по телефону тайные стихи.
– Правда?
Прежде чем пройти инициацию, продолжал я, мальчик-цыган должен выучить наизусть все песни своего клана, имена всех своих родичей, а также запомнить сотни и сотни телефонных номеров по всему миру.
– Цыгане, наверное, ловчее всех в мире умеют набирать телефонные номера.
– Я никак не могу понять, – заметил Флинн, – какое отношение к нам имеют цыгане.
– Дело в том, что цыгане, – объяснил я, – тоже считают себя охотниками. Весь мир – их охотничьи угодья. Оседлые жители – сидячая дичь. В языке цыган слово «оседлый» буквально означает «мясо».
Флинн обратил ко мне лицо.
– А знаете, как наш народ называет белого человека? – спросил он.
– Мясо, – предположил я.
– А знаете, как у нас называют благотворительный чек?
– Тоже мясо.
– Принеси-ка сюда стул. Я хочу с тобой поговорить.
Я отыскал стул, на котором сидел до этого, и уселся рядом с Флинном.
– Извини, я был с тобой немного резок, – сказал он. – Но видел бы ты психов, с которыми мне приходится иметь дело. Что будешь пить?
– Пиво, – ответил я.
– Еще четыре пива, – сказал Флинн мальчишке в оранжевой рубашке.
Мальчишка поспешил за пивом.
Флинн наклонился и что-то прошептал на ухо Голди. Она улыбнулась, и он заговорил.
Белые люди, начал он, совершают типичную ошибку, когда полагают, что, раз аборигены – скитальцы, у них не может быть никакой системы землевладения. Это сущий бред. Конечно, аборигены не мыслят свою территорию как сплошной кусок земли, обнесенный заборами; для них это скорее неразрывная сеть, или совокупность цепочек, троп, или сквозных путей.
– У всех наших слов, которыми мы называем страну, – сказал Флинн, – имеется значение «тропа».
Этому есть одно простое объяснение. Бо́льшая часть равнинной Австралии представляет собой засушливую местность, покрытую чахлым кустарником, или пустыню, где дожди выпадают лишь изредка, а за одним тучным годом могут последовать семь тощих лет. В таком климате оставаться на одном месте – самоубийство; чтобы выжить,