Встали из за стола дубового, стали Грицка раскрашивать: кто он такой и откудова путь держит? Отвечает он пану Медовичу: «родом я Запорожец-казак, из земли Украинской, именем Грицко Гарбузок. «Слыхал я об вашей земле, сказал пан Медовичь: и буде ты мне сослужишь службу, за которой пришел, то я не только сам уверюся, но и прикажу объявить и рассказывать, что в вашей стороне такой народ, что нигде лучше и не имеется! Поблагодарил Грицко пана за отзыв ласковой; а что касается до главного, сказал: «погадаем, може справимся.» Такая уж натура казацкая: никогда не похвалится вперед, хоть и наверное знает, что сделает. «Эге!» думают королевич Гай, царевич Але, да Башлык сын паши Сточубушного; «с виду-то ты молодец, а видно не знаешь, как с делом управиться.»
Похождение одиннадцатое
Скрылось за горы красное солнышко, налегает серый вечер на сыру землю, а там катит и ночь черная; казацкому солнцу – ясному месяцу, видно не угодно было в тот раз на небо выкатываться, а густые тучи кудрявые так застлали ясные звездочки, что страшно и на двор показаться. Вот кланяется пан Медовичь гостям-женихам своей милой дочери, и ведет к ним такую речь: «соколы мои ясные, молодцы прекрасные! наступает для вас тот урочный час, в которой требуется показать вам свою силу и сметливость молодецкую! Кому будет в угоду из вас идти в эту ночь, стеречь мою дочь Панну прекрасную, вашу невесту нареченную?» Посмотрели молодцы друг другу в очи ясные, взглянули на погоду ненастную, на ночь и тучи черные, пробежала дрожь по их телу белому. Башлык, сын паши Сточубушного, говорит, что у него живот болит, должно быть скушал что-нибудь лишнее; королевичь Гай отвечает, что у него голова кружится, видно слишком много перепил; а царевич Але жалуется, что сидел правым плечем подле самого окна, так ему ветром надуло болезнь какую-то мудреную, кажется, он назвал ее ревертизом. А как Грицко наш скушал себе сколько надобно, выпил сколько душа приняла, и хоть бока-то ему немножко и пораздуло, а в плечо не надуло, то и пришло ему в эту ночь Панну стеречь.
Просит Грицко Медовича, что бы он приказал отпустить ему, чего он на ночь потребует, и идет стеречь Панну прекрасную.
Отворяют ему комнату перед спальней дочери пана Медовича, ставят крытую скамью широкую, перед нею стол большой, а на нем ендову вина зеленого и спрашивают: что он еще прикажет принесть? «Принесите мне,» говорит Грицко;