Проститутка наращивает скорость, спускаясь к самому основанию, чувствуя мою готовность кончить.
– Фурия… Блядь…
Прорычав это, заливаю разработанную глотку и без сил падаю на спину, мечтая только об одном: чтобы это помогло избавиться от образа, завладевшего моей сущностью.
Глава 5
Это полнейшее безумие
– Дикий, вставай! – убито хрипит Макеев.
Его скрипучий голос с раздражающими, шипящими интонациями пилкой для ногтей распиливает мой череп. А остальные звуки, издаваемые гудящей лампой и чем-то ещё, расщепляют агонизирующий от бездумной попойки мозг. Скривив лицо в предсмертной гримасе мученика, плюхаю сверху подушку и вжимаю так, что доступ к кислороду перекрывает. Сдохнуть вот так от похмелья и мук совести как нехер делать, но именно этого сейчас и желаю. Прямо здесь и сейчас, на смятой, влажной кровати борделя. Там, где добровольно оставил своё достоинство.
– Блядь, Дюха, если мы не появимся на построении через полтора часа, нам обоим пизда. Будем до конца службы параши языками полировать. – не затыкается Паха, выдёргивая из трясущихся пальцев подушку.
– Похуй. – стону, силясь открыть глаза. Приглушённый свет летнего солнца кажется убийственным сиянием ядерного реактора. Глазные яблоки выжигает. – Отъебись. Вали сам. Дай хоть сдохнуть спокойно.
Издавая какие-то булькающие звуки, переворачиваюсь на бок, но тут же свешиваю башку вниз, вываливая в вовремя подсунутое приятелем ведро большую часть выпитого.
– Бля-я-лядь… Да что же так хуёво? – выстанываю глухим сипом, вытирая рот ладонью.
– Мне ненамного лучше, поверь. – поддерживает Макей, протягивая ладонь. Хватаюсь за неё и позволяю сослуживцу стянуть меня с постели на пол. – Иди в душ и поехали.
Шаркая ногами, как немощный старик, которым себя и ощущаю, бреду в душевую кабину. Встаю под ледяные струи воды, стремясь смыть с себя не столько усталость и похмелье, сколько слой грязи, налипший на кожу и сердце за вчерашнюю ночь. Едва скользнув по краю туманных воспоминаний, не сдерживаю очередного стона.
Пиздец, до чего дошёл. А всё из-за чего? Из-за какой-то невъебенной бесячей царевишны.
Душ немного бодрит и глушит бунтующий в желудке ураган. Но не делает из меня нормального человека. Скорее ходячий труп, двигающийся на последнем догорающем генераторе. Не помню, чтобы хоть когда-то так нажирался. Чтобы прям до поросячьего визга. Ни на восемнадцатилетние, ни на проводах. Вообще ни разу!
– Су-у-ука-а-а. – тяну, хватаясь за вращающуюся на все триста шестьдесят градусов голову.
– Живи, брат. Я один за эту хуетень расплачиваться не собираюсь. – бубнит товарищ, глотая минералку.
Натягиваю форму, беззвучно, но весьма яростно матерясь, когда жёсткая грубая ткань скребёт по разодранным предплечьям.
Выдёргиваю