проводил в Лондоне, оперируя пациентов в бесплатном отделении и тех, кто занимал его частные места в больнице Святой Анджелы, а поздно вечером в среду возвращался в Сток-Шеверелл. Работы по переоборудованию крыла дома проводились весьма тактично, изменения были минимальными. Это крыло уже подвергалось реставрации в двадцатом веке, более того, его перестраивали еще в веке восемнадцатом; все другие – оригинальные – части Манора остались нетронутыми. Набрать штат сотрудников в клинику не представляло проблем: Джордж знал, кто ему нужен, и был готов платить более чем достаточно, чтобы этих людей получить. Однако сформировать штат операционной оказалось гораздо легче, чем нанять людей обслуживать Манор. Те месяцы, что он ждал согласования планов и потом, когда шло переоборудование, тоже не представляли проблем. Он жил в Маноре без всяких удобств, часто оставаясь там в полном одиночестве; заботилась о нем старенькая кухарка – единственная из обслуги Крессетов, которая осталась в доме, если не считать садовника Могуорти. Теперь, оглядываясь назад, он вспоминал тот год как самый спокойный и счастливый за всю его предыдущую жизнь. Он радовался своему приобретению, ежедневно переходя в полной тишине из Большого зала в библиотеку, с длинной галереи к своим комнатам в восточном крыле, испытывая тихое, ничем не омрачаемое торжество. Он понимал, что Манор никак не мог даже надеяться соперничать с великолепием Большого зала и садов Ательгемптона, с поразительной красотой пейзажа вокруг Энкума, или с благородством и историческим прошлым Вулфтона: графство Дорсет славилось величественными замками. Но Шеверелл-Манор был его «манором», и никакого другого он не желал.
Проблемы начались, когда клиника открылась и прибыли первые пациенты. Джордж дал объявление, что ему требуется экономка, но, как и предсказывали знакомые, испытывавшие ту же нужду, ни одна из претенденток ему не подходила. Старые слуги из Сток-Шеверелла, поколение за поколением работавшие у Крессетов, не соблазнялись высокой оплатой, которую предлагал чужак, вторгшийся в Манор. Он надеялся, что его секретарь в Лондоне найдет время справляться со счетами, с ведением бухгалтерских книг. Она не нашла. Он надеялся, что Могуорти, садовник, теперь отпущенный на покой дорогой фирмой и еженедельно являвшийся выполнять в Маноре тяжелую работу, снизойдет до того, чтобы больше помогать в доме. Тот не снизошел. Однако второе объявление об экономке, на этот раз иначе размещенное и иначе сформулированное, привело к нему Хелину. Он вспоминал, что это, скорее, она интервьюировала его, чем он ее. Она сообщила, что недавно развелась, что ни от кого не зависит; что у нее квартира в Лондоне, но она хочет найти себе какое-то занятие, пока размышляет, как построить свое будущее. Ей было бы интересно вернуться в Манор, пусть только на время.
Она вернулась шесть лет назад и все еще была здесь. Порой он задавался вопросом, как сможет обходиться без нее, когда она решит уйти, что она, вероятно, сделает столь же несуетливо и решительно, как пришла. Но он был слишком занят. Существовали еще проблемы (некоторые из них создал он сам) с
