– Вовсе нет. Я лишь боюсь за чистоту помыслов нашей молодёжи, брат Малек. Мы живём в непростое время, и злые силы подчас принимают заманчивые формы, – проговорила она ровным тоном, однако за этим угадывалось острое подозрение.
– Ты права. Мы все дети Божьи и должны оберегать друг друга, – ответил он, и в глазах его сверкнула ироничная искорка, мгновенно погасшая за маской невозмутимости.
София сжала губы. Всё внутри неё негодовало при виде этого «благообразного наставника». Быть может, внешне он и выглядит праведным, но какая-то неуловимая червоточина проступала в его манерах, в мягкой улыбке – словно величавая скульптура, под слоем позолоты скрывающая трещины.
«Может ли столь юный священник говорить о грехе так проникновенно и при этом не иметь к греху особой склонности?» – размышляла она.
«А его слова о “страхе и желании”… неужели это всего лишь духовная аллегория?»
Библиотека внезапно показалась ей слишком тёплой, почти душной; или же то было лишь глухое, тревожащее душу предчувствие.
После полудня все собрались в часовне на очередную молитву. Тихие песнопения монахинь поднимались к сводам, где эхо умножало их на десять. Там, в полумраке у алтаря, Малек стоял с опущенными глазами, держа в руках чётки. Сестра София краем глаза наблюдала за ним, всё больше утверждаясь в мыслях, что видит перед собой не «ясный свет добродетели», а фигуру, излучающую обман.
Когда молитва окончилась, София вышла во двор, надеясь найти мать Агату, но настоятельницы там не оказалось – матушку отозвали для беседы с приезжим из епархии. Вместо неё во дворе София увидела некого юного послушника, который спешил к хозяйственным постройкам и, казалось, выглядел слегка взволнованным.
– Сестра София, – заторопился он, – с утра у вас письмо принесли, наверное, от семьи… я положил его в вашу келью.
– Благодарю, брат мой, – кивнула София. – Скажи, ты не замечал чего странного вокруг нового наставника?
– Малека? – тот замялся, недоумённо пожав плечами. – Нет, сестра… он вроде очень добрый, приветливый. Вчера помогал мне перетаскивать тяжёлые бочки. Даже удивительно, такой утончённый человек, а силён.
София нахмурилась. Похоже, все вокруг видели в этом юноше лишь саму воплощенную кротость. Но она не могла избавиться от предчувствия, будто за тонким занавесом чинного поведения скрывается волк, успевший накинуть овечью шкуру.
«Должна ли я предупредить настоятельницу?» – думала она, возвращаясь к себе. «Но у меня нет доказательств, кроме смутных намёков и собственной тревоги. Как уберечь монастырь от беды, если никто не верит, что беда вообще возможна?»
Вечером тень опустилась на монастырский сад раньше обычного; тяжёлые тучи медленно заволакивали небо, грозя дождём. Сестра Елена на минуту отлучилась из трапезной, чтобы вынести остатки хлеба в небольшую кладовку возле кухни. Там было темно и пахло сухими травами. Когда она подняла руку, чтобы зажечь масляный