Винсенте – мастер. Я сам видел, как он играючи, словно нехотя, справился с четырьмя противниками. Все они были повержены одинаково: Винсенте выбил им коленные чашечки одним и тем же ударом ноги. По очереди, разумеется.
Сам он высок, худ, но жилист. Носит бакенбарды, а глаза темного цвета и смуглая кожа выдают в нем уроженца Кастальо, что на юге страны. Он еще относительно молод, не больше сорока, но живет один. И вообще с Винсенте связана какая-то тайна, которую, впрочем, мне совсем не хочется узнавать. Не то чтобы я не любопытен, скорее наоборот, но некоторые знания ничего, кроме неприятностей, принести не могут.
Рука выглядела плохо, опухшая, наливающаяся краснотой. Но хуже всего было то, что на ней отчетливо виднелись ранки от зубов. И я невольно сжался под взглядом Винсенте. Сейчас начнется. Иногда мастер зануден до невозможности. Особенно тогда, когда речь идет об искусстве владения конду, в котором кулаки применяются крайне редко, ибо не так быстры, как удары открытой ладонью, а рот противника – вообще не цель.
– Не смог сдержаться, – промямлил я.
– Бывает, – к моему удивлению, только и кивнул он. – Подожди-ка, сейчас кое-что приготовлю, иначе не миновать тебе визита к хирургу.
Винсенте скрылся за одной из двух дверей, где расположена крохотная кухонька. За другой, справа от нее, находится лестница. Ведет она в полуподвальный этаж, в гимнастический зал, где он и проводит свои занятия. Ничего особенного там нет: несколько туго набитых песком мешков, на которых его ученики и отрабатывают удары, груда гирь и гантелей в углу да болтающиеся на веревках дощечки с парой отверстий на каждой из них. Отверстия изображают глаза – немудреный тренажер для отработки уколов растопыренными рогаткой пальцами. Тренажер немудреный, но действенный: попробуй попади, если дощечки раскачиваются. В общем, ничего интересного в зале нет.
Интересна сама методика обучения. Насколько мне известно, приемы боя, особенно новые, всегда отрабатываются в начале занятия, когда мышцы еще не устали. Но не в случае с Винсенте. Перед тем как научить новым приемам или комбинациям ударов, мастер заставлял выложиться так, что в голове билась одна-единственная мысль: «Быстрей бы весь этот кошмар закончился». И когда ты чувствовал, что вот-вот свалишься на щелястый деревянный пол и будешь долго-долго на нем валяться, приходя в себя от усталости, Винсенте говорил:
– Ну что, пожалуй, приступим.
Какое там «приступим», если к тому времени ты успел уже проклясть все на свете, а более всего – самого учителя, которого и разглядеть-то едва мог из-за пелены в глазах?
Винсенте же свою методику вовсе не считал издевательством и объяснял