Когда мы погружаемся в себя, в зыбкий мрак, где отстаивается свет вечности, жизнь из глубины кажется нам сновидением; но тут я спохватился, вспомнив, что ведь у Хилиповой был пожар, еще в прошлом году, в самые морозы. Пожарные приехали поздно, дом сгорел дотла. Долго искали Хилипову, ломиками долбили черный лед на пепелище. Нашли одну косточку, экспертиза потом показала, что она – собачья. Уже полтора года прошло, ничего найти не могут. Точно Хилипова обула приснившиеся мне сапоги из ничего и сама сделалась ничем, шагнув на таинственную межу, что отделяет тот свет от этого, нашего.
Литературный процесс
Евгений ЧЕКАНОВ. Горящий хворост (фрагменты)
ТАЙНА ЛЮБВИ
Разгадай эту тайну, логик, –
Ты приходишь, весь мир любя,
А уходишь, любя немногих,
Иногда – одного себя.
Разгадай эту жизнь, философ, –
Неужели так может быть:
От пеленок до смертных досок
Отучаемся мы любить?
Кто же в наши сердца вдыхает
Столь великий и чистый свет,
Что на целую жизнь хватает?
Разгадай этот мир, поэт!
Это стихотворение я написал на подходе к своему тридцатилетию. Сегодня, когда мне уже за шестьдесят, я не отрину своей давней мысли о постепенном угасании в людях Божьего дара любви, но кое-что добавлю к тогдашней своей романтико-пессимистической концепции.
Что я думаю сейчас о любви? То, что она проистекает из незнания предмета любви – или из нежелания знать его. В первом случае мы идеализируем предмет, приписываем ему те качества, которыми он не обладает. Во втором случае (особенно если речь идет о любви к матери, к детям) мы просто не хотим видеть никаких недостатков. Как только мы начинаем относиться к предмету нашей любви взвешенно, она пропадает, превращаясь в понимание, в ясное зрение. А настоящая любовь всегда туманит наши чувства и разум. Потому-то ее издавна и сравнивают с опьянением.
Образный ряд собственных рассуждений заставляет, однако, меня задуматься. Если в тридцать лет я считал любовь пусть и убывающим, но светом, то на седьмом десятке она представляется мне туманом. Что случилось со мною? Я обманываюсь сейчас – или обманывался тогда?
Не мог же свет за эти тридцать лет превратиться в туман… или мог?
ЕКАТЕРИНИНСКАЯ ГАВАНЬ
Скалы, сопки, темная вода,
Медленно швартуется подлодка…
Я когда-то клялся, что сюда
Не вернут ни женщина, ни водка.
Говорил, что больше ни ногой
В мир тоски и лютого мороза.
Или он теперь уже другой?
Но уходит мичман от вопроса.
И уходит в док матросов строй,
Прямо пред собой угрюмо глядя.
Ждет их ветер, ждет их мрак сырой…
Что