То ли дело Лисицын бор! Жемчугом в навозной куче сверкал из мертвого лона Гнилого леса. Грибов и ягод водилось в том бору видимо-невидимо! И не властвовали времена года над той кладовой природы. Но что за радость местным с тех лесных даров? Не мог отведать их никто, ибо обитал в чаще зверь невиданный, но дюже зловредный. Ни единому человечьему духу в лес ступить не давал: кого в болото уведет, кого и вовсе изведет. А коль находились смельчаки ступить на ту лесную тропку, дык и те уходили ни с чем! Вот какая незадача: не желают ягодки-грибочки в корзинки лезть, под листочками хоронятся, в травке-муравке затаиваются. А под каждый-то листок не заглянешь, каждому кусту поклон не отобьешь! Кто спину не пожалел, и то остался с носом! Ягодки-то, поди же, заговоренные, из корзинки прыг да скок, прыг да скок и обратно на полянку катятся.
Никому не отдавал зверь свои сокровища. Кроме тех, кого сам же и взял под крыло.
↟ ↟ ↟
По лопастям водяной мельницы бурно вода ниспадала. Крутились и крутились старые жернова. Не мололи те муку, но мололи жизнь, в привычный круг воротившуюся. Поднявшаяся прежде кутерьма, почитай, что взбаламутившая ногами вода, вся в мелкой иловой взвеси, не видно ни зги, но дай токмо срок – осядет на дно. Все устаканится, все сложится. И ясная картина предстанет пред очами.
Людвиг притерся на мельнице-колесухе котом блудным, прикормленным. Ночи ночевал в деревне, где продолжал снимать комнатушку. Зарабатывал себе на кров подработками там-сям. Умельцем парень сыскался на все руки мастер. Коль руки с ногами иной раз не подводили. Залатал-таки церковную крышу заместо горемычного Карла. Гвоздей не наглотался, но тоже отличился, вниз котелком навернуться успел, благо, тот и раньше дурной был, да и куст подсобил, смягчил падение. И пусто, что куст шиповника. Долго Юшка реготала над везением черным молодца, покуда Пыля из него колючку за колючкой выковыривала. За сие правое дело сыскал МакНулли у деревенских почет и уважение. На мельницу же захаживал без малого каждый день, верно, медом ему намазано тут было. Пособлял с хозяйством, на пару гогоча, выпекал с травницей пироги, донимал баггейна расспросами про народец скрытый. Фейри перво́й рявкала, а позже уяснила, куда проще ответить – скорее отвяжется, репей приставучий.
Бывало, засядут вечерами томными на завалинке оборотень и человек. Первый слово держит, «мудростями», сокрытыми от людского ума, делится, покуда второй неистово строчит под лучину.
Изъяснялась Юшка, лениво пережевывая травяную жвачку, что бывалые моряки табаком жевательным балуются. Намедни полюбопытствовал