Когда прошло первое время строгостей, Мирабо в Венсенском замке предался чтению и писательству с такой же страстью, как и в других местах. Содержание он получал от своего отца, который теперь не соглашался платить более 600 ливров в год, или 50 ливров в месяц; сумма была так мала, что граф не мог порядочно одеваться и весь обносился. Тогда он написал книгу “Об указах за королевской печатью и государственных тюрьмах”. Цели своей книга достигла: она способствовала всеобщему ожесточению против произвольных арестов и государственных тюрем, которое привело к знаменитому разрушению Бастилии во время революции. Хотя книга была запрещена и продавалась тайно, но доказано, что первая ее часть разошлась не менее чем в девяти тысячах экземпляров. Впрочем, тот ошибется, кто будет надеяться найти в ней основательное и всестороннее исследование избранного предмета. От “Опыта о деспотизме” она отличается только тем, что вдвое больше и разделена на части и главы. Содержание ее столь же пестро и заключает в себе развитие тех же идей, то есть в сущности это та же филиппика против деспотизма, что и “Опыт...” При чтении в наше время она производит впечатление излияний человека, у которого ненависть к деспотизму переросла в манию, но тем сильнее она должна была действовать на современников, неустанно ударяя по тому же месту, одинаково наболевшему у всех. Относительно тюрем всего интереснее почерпнутый из личного опыта подробный рассказ о порядках Венсенской тюрьмы. Из его рассказа видно, что в течение более чем ста лет мало изменилось в этих порядках. Нигде казнокрадство не принимает таких грандиозных размеров, как в тюрьмах и по отношению к арестантам, в особенности к тем лицам привилегированных сословий, на содержание которых много отпускается казной. Наполеон III испытал при Людовике Филиппе такое же приблизительно тюремное заключение, как Мирабо при Людовике XVI, и настолько же возненавидел его, однако же мало улучшил.
Если сравнивать описание Мирабо с разоблачениями порядков во французских тюрьмах и на каторжных работах в семидесятых годах, горячо занимавших французскую публику по поводу амнистии коммунаров, то придется убедиться, что искусство обличать сделало большие успехи, а тюремное дело – почти никаких. Критика и разоблачения Мирабо слабы сравнительно с тем, что выведено было на свет божий относительно ссылок и каторжных работ коммунаров... Криминалисты много мудрили над тюремным вопросом, но часто ухудшали дело, вместо того, чтобы его улучшать, – тюрьмы и содержание арестантов стоили все дороже, но пользы от этого было мало. Одиночное заключение составляет несомненный шаг назад по сравнению с общим;