Странно, однако, это было для Куприяновой, поскольку водились за ней совершенно безжалостные поступки. Вдову с пятью детьми не жалела, выставила на улицу за долги, отобрав себе их старенькую избу. Да и зачем ей эта изба была? Всё равно никуда её было не сбыть, даже на дрова пустить без прибытку. А вот отобрала же и выгнала в зиму, со странным каким-то наслаждением выгнала. И потом не пожалела, а как вспоминала то, так, кажется, и убила бы и саму эту тощую и выродков её пятерых. А вот Михеича не тронула ни разу, хоть и бывал иной раз повинен, но не специально, а так, попросту, по человеческой природе.
Михеич поставил метлу к забору, а сам пошёл за граблями в сарай. А тут в ворота стучат.
– Кто будешь? – спросил Михеич, отодвинув зорную дощечку.
– Адриян я, паломничаю. Ночлегом не богаты? – отвечал ему молодой голос, который ничуть не вязался с сухоньким образом старичка, тёршегося у забора с котомкой да палкой.
– Ну, зайди, – сказал Михеич, услышав своё, давно забытое имя, всколыхнувшее в нём всё светлое и несбывшееся.
– Благодарствую. Храни Господь, – протиснулся старичок в ворота, перекрестившись и сняв перед Михеичем шапку, как перед образами.
– Жди тут, щас у барыни спрошусь.
Пока Михеич ходил к барыне за разрешением, старичок стоял, склонив голову, и даже двор не осматривал. Не поднял он головы даже тогда, когда перед ним шурша накрахмаленными юбками прошествовала с деланой важностью пышногрудая кухарка, будто не замечая путника.
– Да делай что хочешь, – отмахнулась купчиха от робкого Михеича. – Только проходного двора мне тут не устрой, – ворчливо сказала барыня, внутри однако заинтересовавшаяся, кого это Михеич согласен в своей дворницкой приютить, за всё время никого туда ночевать не пустившего, хоть и просились некоторые.
Как только Михеич вышел из кабинета, барыня подошла к окну и усмотрела старичка, неподвижно и покорно ожидающего участи у ворот. Что-то в сердце её повернулось, вначале похолодело, а потом исполнилось странной сладости.
– Ох, непростой старичок… непростой… – подумала она и положила себе к вечеру наведаться в дворницкую, да приглядеться к ночлежнику попристальнее.
3.
Не успела Куприянова отведать горячего супчика с потрошками, как услышала, что у ворот остановился экипаж. Михеич уже отворял их широко, чтобы тарантас купца Молотилова смог проехать на просторный купеческий двор. Гостям Михеич был, по-своему, рад, потому что Ипат, кучер Молотилова, был его давним знакомым и, вообще, человеком добрым и не болтливым. Ипат ходил всегда опрятным и носил при себе невиданную вещь –