Когда через некоторое время он встретил в лесу русских партизан, то представился Нуждиным Андреем, рассказал им о своей деревне, о том, что выжил один из всех, а затем и сам вступил в ряды партизан. Не одно фашистское горло за те годы было перерезано теми охотничьими ножами. Андрей прошел всю войну, а затем, выбрав благоприятное время, смог перепрятать все схроны, которые когда-то прикопал Матвей Демидович.
***
Тяжелое время было. Тяжелое и смутное. Русь тогда под ногами своими опору не чувствовала, ибо и земля сама содрогалась. Черные тучи накрывали землю русскую, порабощая города, убивая одних людей, иных – угоняя на чужбину, как скот. Простой люд знал, что уж лучше смерть, чем быть угнанным монголами далеко за пределы земли русской.
Все дома были сожжены вместе с людьми, в них заточенными. Девушек юных те нехристи губить не стали – с собой решили забрать. Детей лет от семи и выше также, дабы работать привыкали на новых хозяев в их земле.
Осматривая пепелище, один из душегубов услышал какой-то шум из-под пожарища. Расчистили они то место и обнаружили, что под домом был погреб, в котором сидел чудом выживший мужчина. Посмеялись от души, но вытащили бедолагу. Тот еще не был старым, да только уж больно исхудавшим и слабым.
– За что так с тобой? – спросил один из монголов, что знал русское наречие. Но парень не отвечал. Тогда привели к нему мальчонку лет двенадцати и спросили у него, кто это и за что его в погребе держали без еды и воды.
– Это Борислав, – ответил перепуганный парнишка. – Батька его ото всех схоронил, дабы не срамил себя и его пред людьми и Богом.
– Чем же он посрамил себя?
Мальчик лишь пожал плечами. Борислав стоял перед теми, кто только что сжег его дом и убили его родных, пускай те и держали его в погребе. Зла он на них за то не держал. Он понимал их и простил отца.
– Борислав, – протяжно сказал ему тот, что мог немного говорить по-русски, – свои от тебя отреклись, как же нам поступить с тобой?
Но Борислав с трудом держался на ногах. Глаза его впали, бледные скулы были обтянуты кожей, руки бессильно весели плетями.
– К утру сам подохнешь, – шепнул ему на ухо