Малькольму было впору проститься со своей затеей, а Бертону – ликовать. Однако порой одно незначительное обстоятельство способно перевернуть ситуацию с ног на голову и превратить победителя в проигравшего. И наоборот.
– Кто там, мистер Бертон?
В холле за спиной дворецкого мелькнула знакомая тень, звонкий голос эхом разнесся по пустому пространству, и в дверях показалась, щурясь на солнце, Энн. Подумав, что никогда еще не был так рад ее видеть, Малькольм просиял и с готовностью по всей форме поклонился.
– Мисс Харрингтон. Большая радость застать вас свободной, в добром здравии и расположении духа.
Она с трудом сдержала смешок: губы растянулись в улыбке, на левой щеке появилась очаровательная ямочка.
– Мистер Робсон, могу сказать то же самое о вас. – Энн опустилась в легкомысленном книксене. – Но что же вы стоите на пороге? Мистер Бертон, прикажите подать закуски в гостиную. А вы, Робсон, не смейте говорить, что не голодны, ведь тогда я не смогу отведать вместе с вами изумительных лимонных тарталеток! Если так случится, я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.
– Ваша ненависть разбила бы мне сердце. – Малькольм театрально приложил ладонь к груди. – А посему: слушаюсь и повинуюсь, моя прекрасная леди.
Он перевел взгляд на Бертона, чье лицо не покрылось красными пятнами исключительно благодаря годам тренировок, и весело ему подмигнул.
– Бывайте, старина!
Дворецкий выглядел так, будто мысленно примеряет к нему самые изощренные способы убийства, о каких только писали в газетах.
– Не ожидала, что вы сегодня зайдете, – продолжала щебетать Энн.
Не оглядываясь на Малькольма, она вела его по залитым светом коридорам в уютную гостиную. Энн шла быстро, не обращая внимания ни на что вокруг, в то время как Малькольм, пусть и проделывал этот путь не в первый раз, не уставал вновь и вновь поражаться убранству поместья.
Все здесь указывало на богатство, давно ставшее для обитателей дома привычным. Высокие окна позволяли солнечным лучам беспрепятственно проникать в комнаты, выгодно подсвечивая детали интерьера: там – колонны под мрамор, там – сверкающую кристаллами люстру, там – расписной потолок, листья на котором словно нарисовали золотом. В гостиной, где Энн по обыкновению принимала Малькольма, свет был слегка приглушен тяжелыми голубыми портьерами, отчего создавалось ощущение некоторой интимности, хотя в разумных пределах. Шелковая обивка диванчиков и кресел так и манила присесть, круглый столик ждал, когда на него опустится поднос с чаем и бисквитами, а пианино в углу едва ли не подрагивало клавишами в нетерпении и надежде на то, что вечером его коснутся изящные дамские пальчики.
Единственным, что, по мнению Малькольма, портило обстановку гостиной, была сидящая на диване Джинджер. Верная компаньонка Энн не могла позволить подопечной остаться наедине с мужчиной и, судя по чуть скривившимся при виде Малькольма губам,