У Гарина вспотели ладони:
– Где же теперь эта плита?
– Должно быть, на месте, около Чичен-Ицы.
– Переводчик небо еще коптит? – как можно равнодушнее спросил инженер.
– Кабах? Живой он, я слышал, стал монахом-отшельником, поселился недалеко от тех мест, утвердился в дрессировке страстей греховных. О! Неужели к нам пожаловал местный властитель дум!
Приземистый индеец с хорошо развитой мускулатурой и неуловимыми глазками – долгожданный шаман, чинно вышагивал по деревне, чем-то напоминая пощипанного, но очень бравого петуха.
– Что надобно тебе, пришелец?
– Мне нужно, свинья, чтобы ты обнажил правду: зачем вы напали на нас, зачем украли мумию? – Индиана проткнул взглядом туземца.
– Вы осквернили святыню – потревожили вечный сон мертвого, вы нечистые.
Инди, пластичный как дикий кот, прыгнул на духовного лидера здешнего общества, повалил его:
– Саари, вяжите скорее!
Джонс с Гариным поволокли опутанного ремнями аборигена к краю деревянного мостка – причала.
– Говорю последний раз: не выдашь истину – подарю тебя рыбам.
– Дорогой господин, не погубите! Тот, другой белый человек, выкормыш ехидны все науськивал: они охотятся за знаком вашего древнего бога силы, за Мана; им претит его свободная сияющая мощь.
– Как выглядит Мана?
– Большая голова из ослепляющего желтизной металла. Кормилец, не выбрасывайте меня бесталанного, я сниму с вас все заклятия.
– Ты указал ему дорогу к алтарю?
– Нет. Пощады, пощады молю!
– Саари, ставим его. Беллок! Его проделки – убил бедного Гонсалеса, чтобы возбудить слабонервных дикарей, а после организовал пиратский налет на наш лагерь, их корявыми руками покусился заграбастать чужое добро, теперь мумия другим отдана и вовеки пропала. Но, как он пронюхал о золотой башке?!
– Индиана, вы пугаете меня, разговаривая с собой; кто такой Беллок?
– Тоже –