Моя душа, спалённая дотла,
Разбитая на тысячу осколков,
Приказов тех исполнить не смогла,
А только взвыла одиноким волком.
Огонь
Пылай, огонь! Сжигай воспоминанья, —
Нельзя бумаге тайны доверять.
Сожги его мне нежные признанья:
Пусть их никто не сможет прочитать.
Пылай, огонь! Стирай за буквой букву, —
Пускай никто их больше не прочтёт:
Ни мать моя, ни друг мой, ни подруга;
Пусть пепел тайны ветер унесёт.
Пылай, огонь! Пусть, я того не скрою,
Мне дороги приятные слова,
Но я пообещала, что огонь лишь
Их перечтёт, по строчкам пробежав.
Глаза молчали
Никто не знал, что мне не всё равно.
Никто не знал, что сердце есть под сталью.
Никто не знал, что было тяжело…
Душа болела, а глаза молчали.
Все думали, что я холодный нож.
Все думали, что я металл и камень;
Что жизнь чужую я ценю на грош…
Душа болела, а глаза молчали.
Когда б вы знали, как во мне болят
Доносы, сплетни, клевета людская!..
Я, как с войны вернувшийся солдат,
Платком от шпаков рану прикрываю.
Никто не верил, что любить могла
Я столь же горячо, как ненавидеть.
А я любила посильнее вас, —
Вы просто не смогли того развидеть.
Ни мягкости моей, ни доброты
Я напоказ совсем не выставляла,
И оттого не понята. Увы!..
«Душа болит!», – о том глаза кричали.
О крайностях
Резвится в поле глупая кобыла,
Не думая о смысле бытия:
Безумная, растрачивает силы
Она и время прожигает зря.
Сидит лошадка тихая в конюшне, —
В пыли, в неимоверной духоте, —
Всем без разбору кланяясь послушно,
Не следуя ни к цели, ни к мечте.
Нельзя всю жизнь барахтаться несмело,
Но и нельзя весь век разгульно жить.
Я лишь одно, друзья, сказать хотела:
Что крайности всегда нехороши.
«Как часто люди скопом говорили…»
Как часто люди скопом говорили
Мне наяву, а реже и во снах:
«Оставь скорей бумагу и чернила,
Тропу искусства навсегда оставь!».
Мне говорили: «Не пиши, не надо:
Источник Иппокрены ядовит!», —
Но не боюсь я не свинца, ни яда:
Тот страшен, кто не раз уж был убит.
«Опомнись, дура: творчество опасно, —
Тебе не будет счастия в стихах!», —
Мне люди в исступлении кричали,
И ужас я читала в их глазах.
Мне говорили, искусить желая:
«Кто из поэтов кончил хорошо!?
Опомнись и живи, как мы сказали, —
При жизни спрятав голову в мешок».
Подумав, я ответила на это:
«Уж лучше жизнь короткую прожить,
Погибнув,