Под действием яда опухоль быстро увеличивалась, и нога приняла форму деревянного обрубка.
При виде молодой женщины и детей у индейца выступили на глазах непокорные слезы, и он сказал с горькой улыбкой:
– У Черного Орла есть жена… и двое детей… он их больше не увидит.
Мадам Дэрош, тронутая до глубины души, прерывающимся от волнения и рыданий голосом прошептала:
– О, мой друг… Мой друг… как помочь… как спасти этого бедного отца?
Дэрош посмотрел долгим взглядом на жену и детей и воскликнул:
– Да… Я могу… Может быть, это грозит смертью… Но это мой долг. Жо! Принеси скорее аптечку.
Пока негр побежал за ящиком с необходимыми медикаментами, Дэрош вынул из кармана нож, поднял ногу умирающего и нашел на ней ранку от укуса ужасной змеи.
В два приема он надрезал кожу и мышцу вплоть до не тронутого гангреной места, сделал новый крестообразный надрез и снова взглянул на безмолвно следивших за операцией жену и детей.
Индеец даже не моргнул, несмотря на страшную боль; только лицо его, обыкновенно грубое, несколько смягчилось.
Дэрош отвел взгляд от своей семьи и бесстрашно приложил губы к зияющей ране.
Он с силой втянул в рот гнойную ядовитую жидкость, выплюнул и снова потянул ее из раны, рискуя жизнью, так как ничтожная ранка на губе, деснах или языке могла вызвать отравление.
Молодая женщина поняла теперь, что означали его слова: «Может быть, это грозит смертью… но это мой долг» – и сопровождавший их взгляд, полный любви.
Она побледнела, и ее охватила дрожь при виде мужа, вырывающего у смерти, быть может ценой собственной жизни, этого незнакомого человека, такого же мужа и отца, как и он.
Да, ее охватила дрожь. Но зато как гордилась она любовью этого человека, этого героя, столь великодушного и в то же время столь скромного!
Около четверти часа продолжал Дэрош операцию, не заботясь об опасности, которой подвергался.
Мало-помалу через рану стала просачиваться кровь, сначала черноватая и ядовитая, а затем и красная, становившаяся все чище.
Тогда он смочил рану несколькими каплями карболовой кислоты, которую достал из походного ящика, принесенного Жо.
Только теперь он подумал о самом себе – о возможном заражении, о грозящей ему опасности.
Он взял бутылку с виски и тщательно прополоскал рот.
– Все, что было в моих силах, я сделал, – сказал он наконец.
Жена, все еще дрожащая и очень встревоженная, бросилась в его объятия и прошептала со слезами нежности на глазах:
– Как прекрасен твой поступок и как горжусь я тем, что принадлежу тебе!
Индеец смотрел с бесстрастием, свойственным людям его племени, на эту нежную и радостную пару. Ему было гораздо лучше,