– Эта церковь не раскольничья, – сказал Кирилл и кивнул на соседний простенок.
Там на таком же голубом фоне была изображена женщина в ниспадающих одеждах. Под её ногами бежала надпись: «Св. Варвара». Женщина благословляла зрителя тремя пальцами.
Валерий задумался.
– Ну, да, обычная, – кивнул он. – Раскольникам вообще запрещали строить храмы. Но здесь, видимо, просто местный художник на свой страх и риск изобразил святого Христофора так, как принято у раскольников. Лурия же говорил, что в Калитино был местный культ святого Христофора. Деревня-то староверческая.
– А ты откуда всё это знаешь? – с сомнением сощурился Гугер.
– Просто есть такая штука – интернет называется.
Кирилл посмотрел вокруг: тёмная, гулкая кубатура храма, тусклые росписи, красные лучи больного и дымного заката, верещание птиц в листве лип за досками окон. Язычники, раскольники, Псоглавцы… Всё это было какое-то чужое, ненастоящее, случайное, не ему, словно кришнаиты в метро. Эта деревня вырожденцев, этот убогий мир – они, конечно, существовали, но никому не были нужны, даже себе. У этого мира прошлое не имело никакой цены, потому что в настоящем оно присутствовало только постыдной и мучительной разрухой. Индийские священные коровы и то были реальнее и важнее.
– Сохранилось только шесть православных икон с Псоглавцем, – продолжал Валерий. – На Русском Севере, на Урале, в Ростове и три в Москве. В Третьяковке, в соборе Кремля и в старообрядческом соборе.
– А где он?
– На Рогожском кладбище. Это между Таганкой и Лефортово, в районе «Авиамоторной».
– Странно, не знаю такого, – снова удивился Гугер. – У меня там френд живёт, надо спросить.
– И ещё есть три фрески. В Ярославле, в Свияжске и в Макарьеве, это около Нижнего. Наша фреска получается четвёртой.
– А в Европе про него знают? – Гугер указал на Псоглавца.
– Знают, но там к нему относятся как-то без пафоса. Из больших святых просто разжаловали в какие-то поменьше.
– И чего, он тоже с собачьей башкой?
– Нет, там его считают человеком, но великаном. Например, он покровитель Вильнюса.
– Эстония, нашёл Европу, – хмыкнул Гугер.
– Литва, – поправил Валерий.
Кириллу вдруг остро захотелось домой. Даже не домой – в город, к нормальной жизни, к нормальным людям, не псоглавцам.
– Слушай, Гугер, – спросил он, – а сколько тебе нужно времени, чтобы снять фреску?
Гугер деловито перевернул бейсболку козырьком вперёд.
– Завтра я вырежу её болгаркой по контуру, – Гугер пальцем очертил некий прямоугольник, словно раму для фрески, – почищу и пропитаю раствором на первый