– Быть того не может! – воскликнула она, внезапно обретая дар речи. – Твой отец доверил мне заботу о тебе без всяких оговорок.
Но слова эти прозвучали как-то неубедительно, ибо лицо ее исказилось от волнения. Мачеха моя обладала нежной и ранимой душой. Бланш Доббр в девичестве, она была младшей дочерью бристольского торговца тканями. «Доббр по фамилии – добра по натуре!» – частенько говаривал мой отец. И действительно, эта хорошенькая, пухленькая женщина отличалась покладистым и незлобивым нравом. Золото ее волос скрывалось под островерхим вдовьим чепцом, а темно-синие глаза, по цвету напоминавшие фиалки, сияли мягким блеском. Поскольку у отца она была второй женой, брак их был заключен по любви.
– Если этот человек – самозванец, – заявила я, – мы попросим констебля[3] арестовать его и высечь за дерзость.
Моими устами говорили безрассудство и невежество юности, потому тревога Бланш не развеялась.
– Мы должны посоветоваться с теми, кто умнее и мудрее нас, – заявила она. – Пусть это будет законник или книжный человек – из тех, кто приезжает в аббатство. Значит, мы с тобой тронемся в Гластонбери.
– Но ведь и сэр Лайонел намеревается приехать туда, – возразила я. – Он пишет, что встретится с нами в нашем городском доме через четыре дня.
Вообще-то, его требование предстать пред его светлые очи было до странности грубым. Еще больше испугала меня его явная уверенность в том, что мы подчинимся.
– Тогда мы выедем из поместья завтра с первыми лучами солнца, – промолвила Бланш, вставая со скамьи.
– Распорядись, чтобы к нам прислали мистера Уинна, – предложила я, следуя за мачехой в дом. – Возможно, он поможет нам лучше разобраться в этом послании.
Хьюго Уинн много лет служил у нас управляющим. Теперь он ведал всеми делами в поместьях, ставших моими, как раньше был правой рукой для моего отца и брата.
Бланш вошла в дом и сразу же поднялась на второй этаж. Я последовала за нею в наш общий женский покой, где всегда на пяльцах стояло незаконченное рукоделие. Но мачеха не торопилась взяться за иглу, хотя не в ее привычках было пребывать в праздности. Я не могла взять в толк, чем она так напугана, но ее тревога становилась все более явной.
– Ты знаешь что-то такое, о чем не сказала мне сразу? – спросила я, в глубине души страшась ответа.
– Ничего я не знаю, и от этого мне не легче, – пробормотала Бланш.
Я кликнула Эдит, одну из служанок, и приказала ей тотчас отправить кого-то из поварят за мистером Уинном, а также приготовить моей мачехе поссет[4] для подкрепления ее сил. Эдит Меллз – крепкая круглолицая деревенская девушка с веснушчатым лицом и улыбкой во весь рот – с изумлением смотрела на готовую расплакаться Бланш, и мне пришлось дважды повторить свое распоряжение.
Когда Эдит принесла поссет, мы с Бланш уселись на широкой скамье у окна так близко, что подолы наших пышных юбок соприкасались. Одна из собак прилегла