Они вернулись в купе, Гриша спал в той же позе, в которой его оставили. Крупный полез наверх, повернулся на бок, и прошлая полу-бессонная ночь дала о себе знать. Он мгновенно заснул.
Проснулся он от того, что по коридору ходили пограничники и таможенники. Мартына в купе так и не было, впрочем, Милды не было тоже, возможно, она сошла в Резекне или Даугавпилсе, Крупный спал, как убитый, и ничего не слышал. Таможенник разбудил Гришу, тот, не открывая глаз, дал паспорт, и снова вырубился полностью.
Крупный тоже снова уснул, и проснулся уже на Варшавском вокзале. Возле его полки маячила довольная морда Мартына. – Вставай, соня – сказал Мартын – кто рано встает, тому бог дает. – Я смотрю, не только бог, но и проводница? – сказал Крупный, пытаясь удержать похмельную тошноту внутри организма. – Зависть – один из семи грехов, – ответил ему Мартын, – но, справедливости ради, надо сказать, что проводницы теперь в моем рейтинге находятся сильно выше поварих, официанток и учителей начальных классов. Я бы даже сказал, сразу после стриптизерш и бухгалтеров.
В Питере они снова пошли пешком на Апраксин двор, совершенно не надеясь, что там снова будет этот микроавтобус с волшебной зубной пастой.
В Апрашке был обычный Вавилон, толкотня, куча людей, которые, казалось, сами не понимали, зачем они тут находятся. Крупный сказал Мартыну:
– Слушай, если мы на все деньги пасту купим, то фиг унесем же.
– Ты ее найди еще – ответил Мартын, и в этот момент Крупный увидел знакомый микроавтобус. Они пошли вперед, заняли очередь, и Крупный подошел к продавцам зубной пасты: – Привет, скажите, если мы будем регулярно, 2—3 раза в неделю будем брать у вас по 10 коробок, какую цену дадите? – Отвали, – неохотно сказал тот, который выгружал короба, однако из кабины выскочил поджарый парень, который явно был начальником, или старшим над первым. – Ну, скидку в 5% могу дать. – Тридцать, – сказал Крупный. – Вы откуда борзые такие? – спросил поджарый. – Из Калининграда, сказал Мартын – у нас там все такие.
– А я в Балтийске служил – ответил первый, который выгружал короба. – Только ради Балтийска – сказал