Непонятно душе той бессилье
И унылые рты кошельков,
После ночи под куполом синим
Побредет по тропинкам стихов.
Залатают ее по дороге
Серой рифмой – под серость одежд,
А высокие речи о Боге
Не нужны для голодных невежд.
От безделия кто-то сопьется,
Кто-то планку поднимет себе,
В гаражах заскучают колеса,
Горожанин уедет к земле…
Но в любые года и столетья
Не выходят из моды стихи,
Чтобы, стеганный жизненной плетью,
Когда ветры гуляют лихи,
В горизонте чудесною пляской
Продолжался мечтаний полет!
Под суровой мимической маской,
Может, в каждом поэт живет…
Он не жаждет ко всем достучаться,
Свою боль и святое неся, —
Кто в лицо ему будет смеяться,
Кто всплакнет, узнавая себя.
Приподняв лист обложечки строгой,
Мы касаемся чьей-то души.
Чтоб ее не обжечь ненароком,
Свою желчь на чуть-чуть притуши.
Берег и я
Посвящается Е.
Нет ничего, что берегу под стать,
Нет никого, кто был бы не уместен,
И мне одной дерзить, и выползать,
И берегу сказать: «Ну здравствуй, здесь я…»
Но я так тяжела и непонятна
Той пустоте, свободной ото всех.
Ото всего!.. И выбросить обратно
Она бы рада, утопив мой смех!
Ей хорошо одной. Ненужной ношей
Той пустоте вольготной моя суть.
А я лежу на берегу… «Хороший…» —
И глажу его девственную грудь.
Он привыкал к следам и их интригам
И даже щекотал меня волной.
А я любила его норов дикий,
Лежа на нем израненной спиной.
Но раны рубцевались и зажили,
И я уже не щиколоткой – вся
Иду к воде… «Прости мне, что гостили
Моя душа и тело, где нельзя».
И я уже по пояс – плыть куда-то:
И сила есть, и раны не гнетут.
А берег вырвал из волны обратно!
«Родная! Ты же можешь утонуть!..»
«Ты далеко… А запах твоей кожи…»
Ты далеко… А запах твоей кожи
Мне не дает ни спать, ни просыпаться.
Я просто день, и ночь, и ночи позже
Иду за твоим следом – надышаться —
По нежности примет, обрывкам слов,
По твоей грубости и добродушной силе,
Ищу тебя среди чужих костров
На той дороге, где следы остыли
И мерзнут без хозяйского тепла,
Когда его унес ты – как тарелку
С голодного и длинного стола
Господством одиноким человека.
И где ты?!.. ублажающий других,
Кормя их разжиревшее бесчестье,
Пока мой мир: ребенок и старик —
Друг другу в глотки —
выпить и наесться!
И я гляжу на этот пир больной,
Стыдясь