Елька, попросту Илья,
Так сложилась жизнь твоя.
«Папа войну рисовал…»
Папа войну рисовал,
Глядя в плакаты военные:
Мессеры лётчик сбивал,
Рядом разведчики, пленные.
Мы из военных детей:
В нас до сих пор отзывается
Странное эхо дождей,
Где остывают пожарища.
Сад вырастающих дней,
Сад отцветающих дней.
Яблоки. Полночь. Бессонница.
Бабушка и не опомнится
В жизни тревожной своей.
Папа войну рисовал…
•••
Где-то под Златоустом.
В дом забегает седой мужчина. Говорит, что нас разыскивает какой-то военный. Мы собрались в ожидании, сердце билось пуще прежнего. Потом не выдержали и стали разыскивать его сами по всему маленькому провинциальному городку. Сначала мы просто шли, потом бежали, потом снова шли и снова бежали. В большой избе расположился штаб формирования нового полка. Солдаты рубили дрова и грели воду – готовилась баня. Мы застыли на пороге. Через мгновение к дому подъехала повозка. Мы словно что-то почувствовали. Бабушка обернулась и узнала сослуживца деда. Он обнял нас, долго молчал. Позвал в избу и медленно рассказал нам, как погибли его друзья в первые дни войны на границе. Как пропал без вести дедушка Яков. Он нагрузил нам тушёнки, хлеба и на прощание сказал: «Найду, если буду жив». Бабушка даже не плакала, она только сгорбилась и медленно вышла, захлопнув дверь.
Вечером мы ели картошку, пили чай, разбавленный слезами моих близких. Меня не было там. Я ещё не родился. Но, мне кажется, я пережил всё рядом с моими родными. В нас до конца дней будет жить война.
«Послевоенные простыни…»
Послевоенные простыни
Сушатся во дворах.
В старой поношенной осени —
Невозвращения страх.
Жив из 15-ой Ванечка,
На костылях Семён.
На коммунальном диванчике
Тешится патефон.
И от корундовой шалости
Ближний мигает свет.
Что и кому достанется —
В облаке на просвет.
В этой кричащей осени —
Невозвращения страх.
Послевоенные простыни
Сушатся во дворах.
Словно заждался парусник
Ветра, что вёсен сильней.
Вот он уйдёт, так яростно,
К майской судьбе своей.
«Без умолку играл аккордеон…»
Без умолку играл аккордеон,
И семечки летят как вороньё,
И командарм без маршальских погон
Кричал во сне, впадая в забытьё.
Всесильная июльская жара,
Деревья в ожидании дождей,
У стеночки играет детвора
В послевоенной памяти моей.
И колокол от храма далеко,
И граффити обугленных дворов,
И через край у крынки молоко,
И старые ворота на засов.
А от махорки
Кашель, словно зуд.
А сад цветёт,
В беседку тянет ночь.
И мысли эту полночь отпоют
И полетят неведомые прочь…
Без умолку играл аккордеон.
«Засыпаю