Но Джуд оставался недоволен каждым боем. Он дрался с разными бедолагами – белыми, латиносами, итальяшками и черными увальнями. В мире, где было не так много солнца, он часто думал, что мог бы найти счастье в семье. И хотя он искал в толпе умных счастливых людей, видел только свернутые челюсти, опухшие губы, каких-то лысых, бородатых, жирных мужиков в помочах с масляными пятнами, хихикающих над поверженным боксером. Только на чемпионатах страны можно было встретить хорошеньких девушек в джинсах, обтягивающих бедра, и кожаных жилетках. Девушки пили пиво и подбадривали боксеров. Он немного понаблюдал за ними, первый раз задумавшись, как бы познакомиться. Девушки улыбались до тех пор, пока он не доковылял до них настолько близко, что они могли рассмотреть его голову, похожую на вареную рыбу, редкие рыжеватые брови, бугрящиеся по всему торсу мускулы. И тогда они убежали. Карни заметил его смятение.
Сынок, сказал он, мы до сих пор христиане, потому что Христос не пасовал перед подобными девицами.
Джуда воспитали католиком, полагавшим, что Христом должен заниматься кюре, что Христос – это угроза, клятва или просто яркая ламинированная бумажка, выданная в школе за хорошие оценки.
К чертям, сынок, сказал Карни, твое дело – не дать слабину, я в тебя слишком много вложил.
Так что Джуд продолжал драться. Месяц за месяцем он двигался мерным шагом, похожий на автомобиль на мойке – брызги пены, крутящиеся щетки, мелькающие лица, волосы и перчатки противников. Он надеялся, что рано или поздно злость и одиночество отмоются и у него не останется причин для возвращения.
Хотя Джуд и выиграл первенство страны, на летнюю Олимпиаду в Токио он опоздал, и его интересовало, придержит ли его Карни, чтобы избежать поражения от Джо Фрейзера. Оба сошлись на том, что ему не следует ждать еще три года и пора переходить в профессионалы.
Не дрейфь, сказал Карни, ты положишь Али в два счета.
Всю осень и зиму Джуд дрался, создавая себе репутацию и снося шеренги второразрядных боксеров. Карни не был разборчив. Годился любой кошелек, не было недостойного бойца или зала. Бои проходили чаще, чем заслуживали внимания, и когда на стол вываливали призовые, Карни их хватал и распихивал по карманам, выдав Джуду измятый доллар. Жаркой весной следующего года он записал его на турнир в Новом Орлеане.
Среди тамошних боксеров Джуд оказался единственным белым, да и среди зрителей были в основном черные, больше, чем на чемпионатах в других городах: парни, вскакивающие с дешевых мест, девушки, клонящие головы и притворяющиеся недовольными. Он недоумевал: