Она скосила глаза на спящего рядом мужа. Под ее взглядом он шевельнулся, сонно спросил, не открывая глаз:
– Уже встаем?
Виктор Дорошин, в отличие от своей жены, любил поспать, вот только позволял это себе редко, практически никогда. Будучи человеком дела, он считал непозволительным расслабляться и утверждал, что отоспится на пенсии.
– Можем встать, можем остаться лежать, – лукаво сказала Лена.
Снизу доносились приглушенные голоса. Ну да. Так и должно быть. Вадим Горелов предупредил, что ему надо рано уезжать, а Татьяна, будучи тоже жаворонком, пообещала ему завтрак.
– Я предпочитаю остаться лежать, – сообщил муж, примерился и поцеловал Лену в белевшую в вырезе ночной рубашки шею.
Она засопела, потому что это было чувствительное место и поцелуи туда никогда не оставляли ее равнодушной. Губы Дорошина и его руки стали более настойчивыми, и Лена подалась к нему, предвкушая удовольствие. Несмотря на то что они были женаты уже семь лет, их занятия любовью ей ничуть не приелись. Конечно, у них обоих была работа, а у Дорошина еще и командировки, да и наличие в доме двух маленьких детей накладывало свои ограничения, но на желание мужа Лена откликалась всегда, и оно будило в ней такое же ровное, яркое, струящееся по венам ответное пламя.
Сейчас, в поездке, практически в мини-отпуске, когда дети впервые остались дома, под присмотром близких друзей, никто и ничто не могло им помешать. Лена обвила шею Дорошина руками, жарко ответила на его поцелуй и замерла, услышав нечеловеческий крик, раздавшийся с первого этажа дома.
Жадно и бесстыдно целующий ее Дорошин тоже остановился, приподнялся на вытянутых руках. Крик повторился, и он тут же кубарем слетел с кровати, натянул трусы, которые уже успел сбросить, а следом стал надевать штаны, прыгая на одной ноге и путаясь в штанинах. Лена вскочила тоже, схватила лежащий на кресле халат, судорожно запахнулась, затягивая завязки.
– Что случилось?
– Что-то плохое, – сквозь зубы ответил Дорошин и выскочил из комнаты.
Натянув тапочки, Лена бросилась за ним. На первом этаже никого не было. Ни в гостиной, ни в столовой. Двери в спальни, в которых ночевали Невская и Горелов, оказались открытыми нараспашку, а сами спальни пусты. Крик, точнее, тонкий вой, в котором нет ничего человеческого, доносился из второй части дома. Той самой, где располагалась бывшая мастерская художника Никанорова, а ныне художественная галерея.
Дорошин и Лена побежали туда. Их глазам открылась ужасающая картина. Посредине большой комнаты в неудобной, скрюченной позе лежало тело Эдуарда Киреева. То, что это именно тело, становилось понятно при первом же взгляде. Живые люди так