– Ты такая бледная, все хорошо? – обеспокоенно спросила Шарлотта. Сегодня она снова была в юбке и с аккуратно расчесанными волосами, заправленными за уши, из которых торчали маленькие бусины.
Я зачерпнула ложкой немного ванильного пудинга и кивнула.
– Просто занятия сложные, еще не привыкла.
Шарлотта ободряюще улыбнулась.
– Привыкнешь. Мне тоже понадобилось время, чтобы приспособиться. На третьей неделе стало уже получше.
– Надеюсь, ты права.
Мила с полным подносом подошла к столу и села рядом со мной. Сегодня ленты в ее волосах сверкали всеми цветами радуги. Ее образ выделялся среди остальных учащихся: большинство выглядели скорее невзрачно, одевались в неброские цвета, а некоторые и вовсе постоянно носили форму, что казалось мне немного странным.
Я обвела столовую взглядом: несколько столов, рассчитанных примерно на двадцать человек, пыльный обшарпанный пол, придававший залу слегка деревенский вид. Потолок украшали фрески, а на расстоянии нескольких метров друг от друга висели пыльные люстры, выглядевшие так, словно их никогда не включали.
Несмотря на то, что это была столовая, здесь стояла удивительная тишина. Я продолжила осматриваться и поняла почему: большинство студентов сидели в учебниках, вместо того чтобы использовать перерыв для бесед с сокурсниками. Слышался скрежет карандаша по бумаге, изредка прерываемый тихим чавканьем.
– Не волнуйся, Хейзел. Ты справишься, даже не утыкаясь весь день носом в книгу, – улыбнулась Мила, должно быть, заметив легкую панику на моем лице. – Шарлотта – живой тому пример. Она лучшая студентка, хотя я постоянно ее отвлекаю.
– И ты, учись больше, занимала бы не третье место на своем факультете, – заключила Шарлотта и надкусила круассан. На ее губе осталось немного варенья, которое она убрала изящным движением руки.
Ректор Кавано уже говорил, что Шарлотта и Мила – его лучшие студентки, и меня впечатляло, что учеба дается им так легко. Может, я просто выбрала не то направление подготовки? Но, к несчастью, у меня был ужасный голос, плохо развитое визуальное мышление и полное неумение обращаться с иголкой и ниткой.
Зато имелся большой талант к извлечению звуков. Мама и папа всегда удивлялись тому, насколько мы с Люси музыкальны: такие способности не передавались в нашей семье по наследству. Люси обладала ангельским голосом, в то время как я умела играть на разных инструментах. Однако именно фортепиано заставляло мое сердце биться чаще. Одно время я думала сфокусироваться на современной флейте, но всякий раз, когда я забывала о фортепиано, невидимая сила вновь тянула меня к нему. Словом, не то чтобы я выбрала фортепиано, совсем наоборот: фортепиано выбрало меня, и я буду вечно благодарна за это.
– У тебя сегодня еще есть занятия? – спросила Мила и сунула в рот вилку.
Я открыла сумку и полезла за расписанием, которое по невнимательности засунула между бумаг.
– Да, композиция у мистера Прайса в два.
– Композиция? –