– Я об этом как-то не подумал, – признался Энтони, и морщинки у него на лбу разгладились.
– Я тоже. Только сию минуту в голову пришло, – честно сказал Роджер. – Но идея от этого хуже не стала. Кстати, у меня есть к тебе небольшое поручение. Я не хочу, чтобы ты находился рядом, когда я буду разговаривать с Морсби. Из него и так слова не вытянешь, а уж в присутствии незнакомого человека он вообще в немого обратится. Ну так вот… Пока я буду пытаться его разговорить, было бы желательно, чтобы ты походил по берегу, обнаружил точку, откуда лучше всего виден дом Вейнов, и попытался распознать среди обитателей эту самую мисс Кросс, а затем проследить за ее передвижениями и определить место, где я мог бы ее перехватить. Разумеется, за пределами дома. Ну, что ты на это скажешь?
– Что ж, если ты просишь, то я сделаю это. Где потом встретимся?
– Да там же, на берегу, и встретимся. Прогуливайся среди скал – и я просто не смогу тебя пропустить. Заодно и на море полюбуешься… Я же буду лазать по расселинам в поисках инспектора и, если повезет, переговорю с ним. Надеюсь, в час уложусь. Ну, желаю удачи!
Энтони кивнул и, ступая по упругой зеленой траве, двинулся в указанном Роджером направлении. Честно говоря, несмотря на открывавшиеся его взгляду прекрасные виды, он не испытывал ни малейшего душевного подъема, как равным образом и интереса к порученной ему миссии – да и вообще ко всему этому делу. Более того, оно ему не нравилось, поскольку его никогда не привлекали человеческие страсти, связанные с тем или иным преступлением, хотя Роджер, похоже, совершенно случайно открыв в себе дар детектива, с головой ушел в такую отрасль знаний, как криминалистика, и принялся со всем присущим ему душевным пылом исследовать психологию преступников. У Энтони же вызывала острое неприятие одна только мысль о необходимости совать свой нос куда не просят («будто я какой-нибудь шпик», как сказал он сегодня кузену за ленчем в поезде), и лишь продолжительные рассуждения Роджера о моральном долге живых по отношению к мертвым позволили ему кое-как примириться со своим участием в этом деле. Нет, он, конечно, признавал необходимость существования в обществе детективов и даже палачей, но при всем том не уставал благодарить Провидение за то, что не относится ни к первым, ни ко вторым. И не понимал Роджера, увлеченного дедуктивными методами расследования и ухитрявшегося испытывать удовлетворение при обнаружении нужных ему фактов или улик. Не говоря уже о чуть ли не болезненном возбуждении, которое охватывало его кузена, когда последний шел по следу своей очередной жертвы (именно жертвы, хотя, если разобраться, упомянутая жертва в девяноста девяти случаях из ста заслуживала самого серьезного наказания за свои деяния). Короче говоря, ничто не могло поколебать негативного отношения Энтони к нынешней деятельности кузена – да и к тому, чем он сам сейчас собирался заниматься.
Пребывая в подобном мрачном расположении