День мы провели в Потсдаме, городе дворцов и садов. Новый дворец (где живет наша собственная наследная принцесса) был еще более великолепным, чем берлинский Шлосс. Здесь мы увидели покои Фридриха Великого, его письменный стол, стул с обивкой, практически изорванной на клочки когтями его собак, и т. п. Мы также посетили церковь, в которой находится его гробница – простая и без какой-либо надписи, в соответствии с его волей. Жемчужина Потсдама – «Сан-Суси», его любимый дворец: мы бродили по садам, разбитым в старом формальном стиле, с прямыми аллеями деревьев, расходящимися от центра, и чрезвычайно красивой серией расположенных террасами садов, возвышающихся друг над другом, и со множеством померанцевых деревьев. Количество произведений искусства, которыми щедро одарен Потсдам, необычайно; некоторые из дворцовых крыш были похожи на целые леса пьедесталов. По сути дела, мне представляется, что два основных принципа берлинской архитектуры состоят в следующем: «На крышах домов, там, где имеется подходящее место, устанавливать человеческую статую; лучше всего, чтобы при этом она стояла на одной ноге. Везде, где имеется свободное место на земле, устанавливать или круглую композицию из группы бюстов на пьедесталах, проводящих совещание, все лицом внутрь круга, или же колоссальных размеров фигуру человека, приготовляющегося умертвить или уже умертвляющего (последнее предпочтительнее) зверя; чем больше в звере дырок, тем лучше, – собственно, правильнее всего использовать для этого дракона, но, если это выше способностей художника, он может удовлетвориться львом или свиньей».
Принцип звероубиения соблюдается повсюду с нескончаемым однообразием, из-за чего многие части Берлина выглядят как окаменелая бойня. Потсдамская экспедиция заняла шесть часов.
21 июля (вскр.). Лиддон отправился на немецкую службу в Dom-Kirche. Я посетил единственную английскую службу (утреннюю) в помещении, снятом для этой цели, во дворце Монбижон. Пока Лиддон был на вечерней службе, я погулял в Люст-Тартене, где небольшие группы людей сидели на скамейках и ступенях Музея и играли дети: любимым их развлечением было плясать, держась за руки и двигаясь по кругу, лицами наружу; при этом они напевали песенку, слова которой мне не удалось разобрать. Один раз они увидели большого пса, который лежал поблизости, и сразу же окружили его и начали танцевать и петь ему свою песенку, для этой цели расположившись лицом к нему; судя по всему, пес был явно озадачен этой новаторской формой увеселения, но вскоре решил, что терпеть это невозможно и следует