Девочка решилась спросить:
– Неужели все соскоблить придется? Жалость-то какая…
– Чего-чего? – фыркнул он. – Вострая какая, подслушала! Чего бы понимала…
Он говорил распевно, неторопливо, с твердым упором на «о».
– Точно сможет он так же написать? – допытывалась Паня. – Не забудет кого-нибудь, девочку там или мальчика на руках у Матушки?
– Конечно, Михаил Васильевич все повторит, – заверил молодой человек.
– Трудно ведь! – вздохнула Паня. – Откуда ты знаешь?
– Знаю. Я сам художник, учусь у мастера, – объяснил он. – С Божьей помощью восстановим… Иди-иди, шустрая!
– Я тоже люблю рисовать, – пискнула Паня, убегая, но молодой художник ее уже не слушал.
Паня не сразу ему поверила и ходила как в воду опущенная. Ей было трудно представить, как можно своими же руками уничтожить прекрасную работу, зачеркнуть то, что делалось месяцами, то, на что было возложено столько надежд… Она даже спросила на исповеди у отца Митрофана, духовника обители, почему Бог так устроил: может, Ему неугоден был художник и его картина? Отец Митрофан ответил, что Бог просто решил испытать мастера, вызвать у него чувство смирения перед великим замыслом – изобразить красками Воскресение Христово. Но если будет воля Божия, Он сам поведет руку художника…
Священник сообщил: перед тем как снова приступить к работе, Михаил Васильевич просил отца Митрофана отслужить молебен, на котором был только он, его помощник и Великая Княгиня. И Паня успокоилась.
Девочке иногда удавалось проскользнуть внутрь собора и увидеть, как пуста и сурова светло-серая стена там, где раньше была картина. Потом появились первые линии, словно следы ласточек, предвещающих весну. А через несколько месяцев новая картина, не отличишь от прежней, сияла скромным совершенством на стене собора. Ее показывали приезжавшим в обитель высоким гостям, пока сохли краски. Смотрели работу и именитые художники и архитекторы, хвалили. Паня однажды видела, как Михаил Васильевич, оставшись в одиночестве, на коленях молился у воссозданного образа.
И вот наконец всенощная после Благовещения – первая служба в соборе! В тот год Пасха и Благовещение совпали, и все были в каком-то сладостном чаду после долгих великопостных служб и пасхальной заутрени.
Сестры очень волновались: им предстояло петь в новом соборе. Паня хоть и стояла в хоре в заднем ряду, тоже переживала, что ее голос будет звучать не звонко.
Наконец появился отец Митрофан в голубом облачении. Говорили, что это Матушка прислала ему новое, из шитого серебром бархата.
Некоторое время еще шептались, готовясь, охорашивались, поправляли накрахмаленные косынки и складки на форменных фартуках. Но когда раздался взволнованный голос отца Митрофана: «Слава