Под толщей бетона. Евгений Леновский

устроившись на камбуз рыболовного тральщика икру вёдрами домой таскал и на рынке за пол цены в пять минут продавал, а на вырученные деньги, Верку, любовь его студенческую, по ресторанам, да клубам разным выгуливал, а она зараза такая, его на Турка, то есть Вадика из соседнего подъезда променяла. А Турком его прозвали из-за курчавых чёрных волос. Серый как-то спросил, а почему турок, ну волосы чёрные, ну курчавые, а турок то причём. Михалыч тогда почесал пузо и с важным видом произнёс, что это он придумал Вадику такое прозвище, ещё в школе. В учебнике по истории, когда проходили османскую империю, на картинке янычар, то есть воин их, был. Так Вадик ему усы пририсовал и причёску кудрявую, чёрной пастой. Ну вот с тех пор за Вадиком и закрепилось прозвище Турок. А в последний раз Михалыч травил байку про то как он с Валериком, корефаном своим закадычным к девчонкам в общагу, по водосточной трубе, на пятый этаж залазил. Серый выслушал его до конца и, оглядев Михалыча с ног до головы, с серьёзным лицом, спросил:

      – А труба то небось дорогая была?

      – Почему дорогая? – не понял Михалыч.

      – Ну чтобы тебя выдержать, она из титана должна была быть сделана.

      – Да пошёл ты. Я ему про серьёзные вещи, жизни можно сказать учу, а он хи-хи разводит.

      Повар психанул и резко поднялся, но не рассчитал траекторию необъятного тела, которое филейной частью зацепило, стоящий позади, стол. На нём высилась, гора только что вымытой Серым посуды. Оная, в свою очередь, не удержавшись от такого толчка, развалилась, со звоном в разные стороны.

      – Михалыч, ну ты чё как слон-то, мне ж теперь её ещё полчаса собирать, – сквозь смех еле смог сказать Серый.

      Михалыч ещё больше завёлся:

      – Ну и поделом тебе остряк хренов, будешь знать, как надо мной ржать.

      Он пошёл к выходу, а Сергей его окликнул.

      – Ну Михалыч, ну ты что, не обижайся, я ж пошутил. Ты что думаешь, я не верю, что ли? Верю. И рассказываешь ты все правильно. Истории твои все офигенные.

      Михалыч чуть отмяк, и расправил брови.

      – Вот только одного я, Михалыч, не понял, кто из вас первым по трубе лез, ты или Валерик?

      – А это то тут причём? – не понял повар и озадаченно почесал пузо, – Кажись Валерик первым лез, а что?

      – Ну как, если бы ты первым лез, а труба не титановая, то Валерик был бы не корефаном, а мокрым местом под твоим задом.

      И Серый снова заржал, а Михалыч сдвинув брови, так что они сошлись на переносице. Он молча вышел и хлопнул дверью так, что оставшаяся на столе посуда, последовала за первой.

      Эх, было время, Серый уже начал привыкать к тому, что не все люди плохие, не все такие как Вениамин, полковник Варенёв, Кромсало или Абрам Берштейн. Михалыч был другим, да и команда у него на кухне подобралась не из плохих. Сколько он там проработал, не известно, время под землёй, без солнца, идёт иначе, не видно ни дня, ни ночи, ни смены времён года, но однажды всё переменилось.

      Серый только что вымыл очередную стопку тарелок и выносил её в общий зал, чтобы вновь подходящие люди, могли покушать. Едва он открыл дверь, так увидел в центре